Травести бурлеска

Можно было предположить, что Павел оповестил свою музу о месте своего дальнейшего проживания, и та не преминула перебраться к нему поближе. И тогда понятно, что будет с Ингой. Потому что Инга, просто так свой аусвайс на небо не отдаст. Игнат взял у меня бутылку с колой и осушил её, скомкав в кулаке пластик.

Лера лишь успела промычать, выразив недовольство. Игнат, извиняясь, посмотрел на ней краем глаза.

— Ну, уж нет, теперь принеси мне бутылочку тёмного пива, — сердито ответила девушка.

— Ты сегодня наш драйвер, не забывай. Так что, обойдёшься без слабоалкогольной продукции. А вот за водичкой можешь сходить, потому что ждать развязки нам понадобиться ещё какое-то время.

Шёпотом ругаясь, Лера вылезла из машины, задев пару дисков и уронив их на асфальт. Хлопнула дверью и снова ушла в направлении станции метро.

Игнат сказал мне, чтобы я оставался в машине, а он пойдёт аккуратно в гостиницу, разберётся на месте что к чему. Мне же сказал звонить на сотовый, если случиться что непредвиденное. Я ответил, что с недавних пор сотового не имею. На что получил ответ, что являюсь последним дебилом и предложение безостановочно нажимать на клаксон, в случае если кто-то из троицы покинет здание первым.

— Но ведь так могу привлечь их внимание, — попытался возразить я в ответ.

На что мне было предложено спрятаться за торпедой и включить аварийку. Со стороны будет казаться, что сработала сигнализация.

Этому парню в рот палец не клади. На ходу подмётки рвёт. И как же я заберу у него свою карточку? Точно, придётся его убить. Жалко, что я так и не купил биту в машину, а ведь давно приглядывал в автомагазинах, что-нибудь для самозащиты под цвет своего авто.

Я смотрел, как он уходил в сторону гостиницы и поставил диск «Сплина», голос Васильева запел: «И лампа не горит, и врут календари…». О да, погрустить, не думая о грустном — это моё самое большое удовольствие. Лера опять пришла к машине сзади, но плюхнулась уже на сидение водителя. Теперь в её руках были три банки «Берна» — адской смеси кофеина из гуараны, бобов кофе и синтетических химикатов, всё это было приправлено кучей витаминов группы «В».

— Ты, я вижу, не жалеешь свою печень?

— Печень одна — и жизнь одна, — дъявольски улыбнулась в ответ девушка.

И то правда. Я с удовольствием открыл банку и стал жадно глотать, сладкую, мелкогазированную жидкость синтетического вкуса. Когда я оторвался от банки, увидел, что Лера делает тоже самое.

— А теперь, покурить, как после утреннего кофе, — сказала она, перевернув банку и слизнув последнюю, рубинового цвета каплю, вытекшую из отверстия.

Когда мы стали дымить, открыв двери автомобиля, я спросил её, зачем Игнат мне помогает. Она удивлённо на меня посмотрела и сказала, что помогаем ему мы. И если я думаю, что заполучу обратно свою карту, то ошибаюсь. А если стану на этом настаивать, то не обрадуюсь.

Я стряхнул пепел и выдохнул тонкую струйку дыма.

— Знаешь, твой Игнат сказал мне, что не боец. Что сможет убить человека, если только его припрут к стенке и не будет выбора.

— Ты его больше слушай. Он слишком многоликий, не только для твоего, но и для моего понимания. И если кто у нас и не боец — это ты. Из вас двоих, эта карта не нужна единственному. Тебе.

Я ухмыльнулся.

— А ты себя совсем исключаешь?

— Ты наверное был пьян, или голова пробита хронической пулей, но я тебе уже говорила, что мне не нужно в ваш долбанный клуб. Мне нравится жить так, как я живу.

Я понимал, что повторяюсь в вопросах, но делал это сознательно. Нужно было убедить себя в том, что проходной билет в неведомый миру клуб, мне необходим. Но для такой уверенности нужны были веские причины. Самый главный вопрос в моей жизни был открытым — «зачем это мне надо?». У Игната, вероятно риторическим — «почему бы и нет?».

— Сколько твой друг мне не объяснял, я так и не понял, зачем он так туда рвётся. Ну, власть, ну свобода, о которой ты говоришь, — я подумал и добавил, — и ещё, мне кажется, он хочет избавиться от страха. Уж не знаю какого, но, наверняка, очень сильного страха, — я вопросительно посмотрел на Леру.

Она щелчком отправила бычок в сторону гостиницы.

— Заметил? Да, он ужасно боится. И страхи, как раз припёрли его, как ты говоришь, к стенке. А прётся он в этот клуб из-за уверенности, что там сможет от них избавиться.

Я щёлкнул пальцами. Конечно же, страх! И только страх мог толкать человека во власть. Страх быть незамеченным, невостребованным, поверженным, отвергнутым, непризнанным. Но только в том случае, если этому сопутствует неуверенность. Неуверенность в своей собственной силе. И ведь верно сказал Игнат. Он не боец. Точнее, он боец, который выходит на ринг зачастую уверенный в своём проигрыше. И его постоянные победы — он оценивает, как стечение обстоятельств. Как нечто независящее от него самого. Словно не он достигает финиша первым, а воля провидения толкает его разорвать финишную ленточку быстрее всех. И он боится, постоянно боится проиграть. При этом делает всё, чтобы выиграть, но тут же обесценивает свои заслуги, считая, каждый раз, что выиграл случайно.