Травля. Кто не любит патриотов

Я же обращаю внимание суда, что Кортиков не только по первоначальному образованию математик, он и в дальнейшем специализировался только в математике, поскольку имеет ученую степень не кандидата филологических наук, а кандидата физико-математических наук. Скорее всего, его работа заключается в составлении компьютерных программ по дешифровке текстов и выявлению авторов текстов по частотности использования определенных слов. Поэтому он и считает себя лингвистом-автороведом, но к собственно лингвистике его образование и опыт работы не имеют никого отношения.

Кортиков это понимает, поэтому не случайно от-ветил о своем математическом образовании только после настойчивого, третьего вопроса суда об этом. И понимая, что его образование в плане проведенной экспертизы не может не вызвать сомнения, Кортиков, тем не менее, не сообщил, что он когда-либо посещал хоть какие-либо курсы по филологии или имеет лицензию на производство собственно лингвистических экспертиз. То есть даже по формальным основаниям, Кортиков не вправе проводить лингвистические экспертизы.

Для целей данного заявления я буду считать, что Кортиков абсолютно несведущ в вопросах права, в том числе, никогда не вникал в УПК РФ и не понимает, кто такой судебный эксперт, и что такое заключение эксперта. Будем считать, что Кортиков не понимает, что заключение эксперта это доказательство по делу, а доказательства — это сведения.

В конце концов, под давлением вопросов, на которые он не мог ответить, Кортиков признался, что его конечный вывод о том, что заглавие материала «Смерть России!» является призывом к экстремисткой деятельности, и о том, что он призывает к насильственному изменению конституционного строя, являются не сведениями, не фактами, проистекающими из законов лингвистики, а его убеждениями, которые суд волен принимать в качестве доказательства или не принимать.

Вот его высказывания по этому поводу:

«Да, та лингвистическая квалификация, которая дается в тексте заключения, в ряде случаев может существенно отличатся от юридической. Привожу простой пример: Закон «О противодействии экстремист-ской деятельности» претерпел ряд редакций. В принципе мы, как лингвисты, не обязаны отслеживать все изменения в законодательстве. Когда он принят… та или иная редакция… А вот юрист — обязан. Когда он получает мое заключение, где подробно расписано, какое именно деяние, квалифицируемое как экстремистская деятельность, то он должен видеть, какая редакция закона действовала на момент совершения самого деяния. Вот сейчас — это экстремистская деятельность, а может, это время было 2 года назад, когда была другая редакция закона, а он не попадает под это, поэтому итоговая квалификация будет юридической».

Как видите, он считает обязанностью эксперта дать квалификацию преступления, а судья обязан проверить, соответствует ли данная экспертом квалификация действующему законодательству.

Или вот такой его перл: «Я исхожу из того, что призыв к тотальному уничтожению государства может быть истолкован, как призыв к свержению основ конституционного строя. Я исхожу из такой посылки, я не доказываю эту посылку. Это вопрос юристов. Я исхожу из того, что… Пусть юристы доказывают. Если эта посылка справедлива, то, если не справедлива… Пусть юристы доказывают».

От эксперта требуются сведения, а Кортиков дает суду посылки для самостоятельного поиска судом доказательств — этих самых сведений.

А вот адвокат начал формулировать Кортикову вопрос: «Вы же пишете, что «рассматривается экспертам как преступление», то есть, вы свое мнение даете, что является преступлением…».

Кортиков его перебивает: «Я рассматриваю, как преступление, я не являюсь юристом, я не могу доказать, преступление это или не преступление. Я лично рассматриваю это как преступление. На основе этой посылки, я делаю следующие логические выводы и окончательные. Мое заключение должно быть оценено судом».

Для сравнения вспомните ответы эксперта Секераж на аналогичные вопросы обвинителя.

«Прокурор. А то, что вы заложили в своем экспертном заключении — это ваше индивидуальное восприятие?

Ответ. Нет, это экспертная оценка.

Прокурор. Правильно ли я вас поняла, что эксперт законодательством все-таки пользуется?

Ответ. Знание законодательства и знание права является составной частью специальных знаний эксперта, но не умение квалифицировать деяния».

То есть в заключении Кортикова объективных сведений и близко нет, его выводы — это заключение о наличии в тексте преступления, а суд, по его мнению, обязан сам эти его выводы оценить и доказать их, поскольку сам Кортиков доказать это не может.

Если не считать это попыткой извернуться от обвинения в заведомо ложном заключении, то тогда Кортиков совершенно не понимает, кто такой эксперт, и что эксперт обязан предоставить суду в выводах своей экспертизы.

Для целей данного заявления буду считать, что когда он выдавал суду за сведения всего лишь свои убеждения как заключение лингвиста, Кортиков не понимал, что делает, из-за своей некомпетентности.