Обвинять меня просто в экстремистской деятельности — это ни в чем не обвинять, поскольку экстремистская деятельность — это не преступление само по себе. Меня надо было обвинять в призывах к чему-то конкретному, скажем, в «призывах к насильственному изменению основ конституционного строя», как установили доблестные эксперты ФСБ, или в призывах к «полному уничтожению Российского государства, как граждан еврейской, так и русской национальности», — как установил Замоскворецкий суд. Ассортимент у прокурора Яковлевой был большой, хороший и разный — эксперт Коршиков, так тот вообще установил, что я призывал ко всем 16 видам экстремистской деятельности. Но прокурор Яковлева не осилила выбрать из этого завидного ассортимента что-либо подходящее для своей обвинительной речи — я так и был ею обвинен в призывах к понятию.
Напомню читателям, что в повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» есть такой короткий эпизод: «В контрразведке били Шухова много. И расчет был у Шухова простой: не подпишешь — бушлат деревянный, подпишешь — хоть поживешь еще малость.
Подписал.
И показания он дал, что таки да, он сдался в плен, желая изменить родине, а вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое ж задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто — задание».
То есть тогдашние прокуроры и судьи, по Солженицыну, были такие подонки, что сажали в лагеря людей, даже не придумав, за что именно. Дали 10 лет за шпионаж, а в чем заключался шпионаж, подонки прокуроры и судьи придумать не могли. Но Солженицын брехун, а подлинный случай, так сказать, «израильских репрессий в России» или «путинско-медведевских репрессий» — вот он! Меня, вернее, Дуброва, обвиняют в экстремистской деятельности, так и не придумав, в какой именно.
Тем не менее прокурор бодро запросила для меня у суда наказания в виде одного года исправительных лагерей. Для откровенно фашистского государства — по-божески!
Мне оставалось зачесть суду последнее слово.
Думаю, что суд ранее не сталкивался с, так сказать, еврейским вопросом в такой плоскости, и вряд ли может сразу же поверить в достоверность тех или иных представленных нами фактов, даже если с приобщением их к материалам дела согласился и гособви-нитель. Но пусть суд вспомнит, сколько я подал заявлений в Генпрокуратуру, ведь к делу приложена всего лишь часть этих заявлений, пусть суд вспомнит, что Гагаринский суд не посмел признать сведениями, не соответствующими действительности, мои обвинения резиденту «Union of Council for Soviet Jews» А. Броду в том, что:
«— Резидент иностранной организации «Union of Councils for Soviet Jews», работающей в России конспиративно под вывеской «Московское бюро по правам человека», Александр Брод с соучастниками, получив на имя «Московского бюро по правам человека» деньги на борьбу с расизмом, фактически использует их для разжигания в среде российских граждан-евреев ненависти к остальным народам России с целью вызвать их отъезд в Израиль или сплотить в пятую колонну под управлением еврейских расистов»;
— Брод и его соучастники «убеждают российских евреев, что русские — это страшные фашисты и антисемиты, и что евреям нужно уехать в Израиль»;
— полученные «деньги А. Брод направил на организацию системы тотального подчинения российской прессы еврейским расистам — на слежку за публикациями в российской прессе, фабрикацию исков и заявлений в правоохранительные органы на журналистов, не желающих подчиняться еврейским расистам».
Суд обозрел книги Исраэля Шамира и Эдуарда Хо-доса, услышал цитаты из них и понял, что речь идет не о каком-то антисемитизме, а о «пятой колонне» агентов Израиля в нашей стране, ведущих против России подрывную работу. Суд выслушал показания свидетеля, специалиста, президента Центра стратегических исследований «Россия — Исламский мир» Ш. 3. Султанова и не может не признать принципиальное положение в этом деле — при глухом молчании СМИ в России идет ожесточенная политическая борьба как между агентурой иностранного государства Израиль и гражданами России, так и внутри самого еврейства.
Это уголовное дело против меня прекрасно показало и доказало, что высокие чины в прокуратуре и ФСБ уже перешли на службу Израиля и теперь предлагают то же самое сделать и суду. Обвинитель на этом процессе Н.В. Яковлева категорически отказалась даже от мысли о пресечении преступной деятельности самого лобби и лоббистов: «Даже больше вам скажу — и знать не хочу. Честное слово», — что вынудило меня дважды заявлять ей отвод. Одно дело, когда прокуратура не знает о преступлении, но когда она получает три десятка подтверждающих документов, но заявляет, что не будет пресекать преступление, то это уже преступление прокуратуры.