«Вопросы появления экспертизы, я полагаю, были закономерны. Ставились перед экспертом вопросы, о наличии в каких конкретно словах данных в лингвистических понятиях находятся те или иные нарушения закона», — а когда я обратил ее внимание на недопустимость ставить на разрешение лингвистам вопросов права — вопросы нарушения закона, Яковлева попыталась оправдаться следующей мыслью. «Я сказала «преступные деяния», а это не одно и то же, что преступление». С каких это пор преступные деяния перестали быть преступлениями и наличие преступных деяний начали выяснять не юристы, а лингвисты?
16. Такой постановкой вопросов следствие и прокуратура заказали экспертам сфальсифицировать доказательство по делу, причем, практически безнаказанно. Ведь субъективной стороной преступления по статье 307 УК РФ «Заведомо ложные показание, заключение эксперта или неправильный перевод» является умысел, а как можно доказать умысел эксперта в фабрикации заведомо ложного заключения, если эксперт дал ответы на вопросы не из своей области знаний? И дал их по запросу следствия?
17. Кроме этого, вопреки определению закона «О противодействии экстремистской деятельности» экспертам для оценки был дан не весь текст статьи Дуброва, а разрешено вырывать из контекста отдельные фразы и слова.
18. Уже в ходе судебного разбирательства обвинением был привлечен профессиональный лжесвидетель из подчиненной лобби Израиля организации, занимающейся установлением цензуры в российской прессе.
— втоптав в грязь положение статьи 29 Конституции РФ о свободе СМИ и запрете цензуры;
— проигнорировав положения закона «О СМИ» и закона «О противодействии экстремистской деятельности» о мерах против СМИ за экстремистскую деятельность, исключающих какое-либо уголовное наказание за публикацию каких угодно материалов и предусматривающих ответственность только за деятельность;
— проигнорировав статью 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности» и статью 20.29 Кодекса об административных нарушениях, которые распространение даже заведомо экстремистских материалов считают правонарушением, а не преступлением;
— убрав из материалов дела ссылки на статьи 42, 43 и 46 закона «О СМИ», как на законное основание моей деятельности, как главного редактора;
— назвав один и тот же материал двумя заголовками и незаконно выделив материалы дела на Дуброва, чтобы рассмотреть его вину в его отсутствие;
— предложив суду рассмотреть дело об экстремизме материала Дуброва без Дуброва и его адвоката;
— устранив меня от процесса следствия и не дав поставить вопросы к экспертам;
— сфабриковав «доказательства» экстремизма статьи Дуброва, постановкой экспертам-лингвистам вопросов права,
следствие под руководством заместителя прокурора Москвы Юдина возбудило уголовное дело против заведомо невиновного, совершив деяние, предусмотренное статьями 299 УК РФ «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности» и 303 УК РФ «Фальсификация доказательств».
1. Генпрокуратура требует, чтобы была доказана пропаганда, а в обвинительном заключении и слова такого нет.
2. Генпрокуратура требует не смешивать пропаганду с информацией, а следствие даже вопроса не ставило, является ли текст Дуброва пропагандой или констатацией фактов.
3. Генпрокуратура требует, чтобы исследовался смысл всего текста, а следствие заказало экспертам навыдергивать из текста отдельные слова.
4. Генпрокуратура требует указать и доказать наличие признаков преступного деяния, а гособвинитель обвиняет меня в призывах к четырем видам экстремистской деятельности, но не дает ни единого признака ни одного из видов этой деятельности — не сообщает, что именно должны делать люди, услышав эти призывы.
5. Следствие и прокуратура, ввиду простоты и ясности текста, не имели никаких оснований назначать экспертизу, но они ее назначили.
6. Вместо экспертов-политологов и социальных психологов, требуемых по смыслу обвинения, следствие поручило экспертизу только лингвистам, которых Генпрокуратура рекомендует привлекать лишь в случае исследования сложного текста. Предшествовавший суд с гособвинителем дошли до того, что одно предложение из двух русских слов не осилили самостоятельно понять и поручили исследовать их лингвистам.
7. Вместо постановки экспертам рекомендуемых Генпрокуратурой вопросов, экспертам ставились вопросы права — вопросы наличия преступления.
8. Совершенно глупая и бессмысленная нелепость содержания всех экспертиз в деле воспринимается следствием и гособвинителем за истинные откровения.
9. Генпрокуратура запрещает сводить исследования к простому пересказу цитат, а во всех Заключениях экспертов по моему делу нет ни малейших попыток хоть как-то аргументировать выводы экспертиз.
10. Генпрокуратура запрещает экспертам хотя бы косвенно затрагивать вопросы юриспруденции и, тем более, комментировать их, а в моем деле все эксперты-лингвисты делают выводы, которые имеет право делать не просто юристы, а только суд!