Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

«Шарин в отсутствие своего терапевта теряла организованность. Прямо перед тем, как ее терапевт собралась в очередной отпуск, пациентка попросила разрешения взять на время матрешку, украшавшую кабинет терапевта. Женщине казалось, что игрушка поможет ей, напоминая о непрерывной связи с терапевтом. Терапевт согласилась, но попросила Шарин: “Только никому не говорите, что я «прописала» вам игрушку: меня на смех подымут”».

В этом случае метод, избранный терапевтом, не является ошибочным. Проблема заключается в ее изоляции от коллег. Если терапевт не может найти других людей, которые поймут ее методы и будут их поддерживать, она в итоге обнаружит, что мир вокруг нее сужается, оставляя ее наедине с пациентом. У терапевта может возникнуть чувство, что только она понимает пациента, и ее отношение к скептически настроенным коллегам может стать высокомерным и враждебным. По мере нарастания ощущения изолированности и беспомощности растет соблазн предпринять серьезные действия или спастись бегством. Рано или поздно терапевт действительно начнет совершать крупные ошибки. Никто не должен иметь дело с травмой в одиночку – важность этого принципа переоценить невозможно. Если терапевт оказался изолирован в своей профессиональной практике, ему следует прервать работу с травмированными пациентами до тех пор, пока он не обеспечит себе адекватную систему поддержки.

Вдобавок к профессиональной поддержке терапевт должен заботиться о балансе в собственной профессиональной и личной жизни, с уважением и вниманием относясь к своим потребностям. Ежедневно имея дело с пациентами, нуждающимися в заботе, терапевт постоянно находится в зоне профессионального риска – взятия слишком большого числа обязательств. Роль профессиональной системы поддержки заключается не только в том, чтобы сосредоточиться на задачах терапии, но и в том, чтобы напоминать терапевту о реалистичных пределах его возможностей и настаивать, чтобы он так же хорошо заботился о себе, как и о других.

Решаясь работать с выжившими, терапевты берут на себя обязательство непрерывной борьбы с собой, в которой они должны полагаться на помощь других и на свои зрелые способности справляться со сложностями. Сублимация, альтруизм и юмор – спасительные дары для терапевта. Приведем слова одного сотрудника службы помощи при чрезвычайных ситуациях:

«По правде говоря, единственное, что не давало нам с друзьями сойти с ума, – это постоянные шутки и смех. И чем грубее была шутка, тем лучше»[497].

Награда за вовлеченность – вкус полноценной, насыщенной жизни. Терапевты, которые работают с выжившими, говорят, что начинают больше ценить жизнь, воспринимать ее серьезнее, лучше понимать других людей и себя, а также создают новые дружеские связи и более глубокие близкие отношения, вдохновляясь ежедневными примерами мужества, решительности и надежды своих пациентов[498]. Это в особенности верно для тех, кто в результате своей работы с пациентами вовлекся в общественную деятельность. Эти терапевты сообщают об ощущении высшей цели в жизни и чувстве товарищества, которые позволяют им сохранять своего рода жизнерадостность перед лицом ужаса[499].

Постоянно поддерживая способность к интеграции в себе и своих пациентах, терапевты углубляют собственную честность. Как базовое доверие является достижением развития в начале жизни, так и честность является достижением развития в зрелости. Психоаналитик Эрик Эриксон обращается к словарю Уэбстера, проясняя взаимосвязь между честностью и базовым доверием: