Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

На второй стадии восстановления выжившие рассказывают историю своей травмы. Они раскрывают ее полностью, во всей глубине и подробностях. Работа по реконструкции на самом деле трансформирует травматическое воспоминание, чтобы его можно было интегрировать в историю жизни. Жане называл нормальные воспоминания «актом рассказывания истории». Травматическое воспоминание, наоборот, бессловесно и статично. Сначала рассказ человека о событии может изобиловать повторами, стереотипными фразами и быть безэмоциональным. Один исследователь называет историю травмы в ее непреобразованном состоянии «преднарративной». Она не развивается и не прогрессирует с течением времени, не раскрывает чувств рассказчика и не дает интерпретации событий[524]. Другой терапевт описывает травматическое воспоминание как ряд неподвижных кадров или немой кинофильм; задача терапии – сопроводить его музыкой и словами[525].

Основной принцип – возвращения авторства в своей жизни и власти над ней – продолжает оставаться актуальным и на второй стадии восстановления. Выбор столкнуться с ужасами прошлого остается за выжившими. Терапевт играет роль свидетеля и союзника, в чьем присутствии человек может говорить о невыразимом. Реконструкция травмы предъявляет огромные требования к мужеству как пациента, так и терапевта. Она требует четкого представления о цели и надежности их союза. Фрейд дает красноречивое описание подхода пациента к раскрытию сложного опыта в психотерапии:

«[Пациент] должен найти в себе мужество, чтобы направить внимание на феномены своей болезни. Она не должна более казаться ему презренной; напротив, она должна стать противником, достойным его боевого пыла, частью его существа, имеющей веские мотивы для существования, из которой необходимо извлечь ценное для будущей жизни. Поступая так, он мостит дорогу… к примирению с подавленным материалом, который находит свое выражение в его симптомах, и в то же время находит место для определенной терпимости к болезненному состоянию»[526].

Когда выжившая призывает заблокированные воспоминания, потребность в сохранении безопасности должна находиться в гармонии с потребностью во встрече с прошлым. Пациентка и терапевт должны научиться обсуждать и находить безопасный проход между двумя опасностями – подавлением и интрузией. Избегание травматических воспоминаний ведет к застою в процессе восстановления, в то время как излишняя поспешность в их разблокировке ведет к не несущему никакой пользы и, наоборот, вредоносному переживанию травмы заново. Решения, касающиеся темпа и графика этой работы, нуждаются в тщательном обдумывании и частом пересмотре совместными усилиями пациентки и терапевта. В этих вопросах есть место для разногласий, и разность во мнениях должна выражаться свободно и разрешаться до того, как работа по реконструкции двинется дальше.

Интрузивные симптомы пациентов следует тщательно отслеживать, чтобы работа по раскрытию воспоминаний не выходила за рамки выносимого. Если во время активного исследования травмы симптомы существенно ухудшаются, это должно быть сигналом для замедления и пересмотра курса терапии. Пациентам также следует рассчитывать, что в это время они не смогут функционировать в полную силу или даже на самом обычном уровне. Реконструкция травмы – это масштабная работа. Для нее необходимо некоторое послабление в требующих усилий аспектах жизни, некая терпимость к себе, подобная той, которую мы проявляем, когда больны. Чаще всего работа по раскрытию воспоминаний может продолжаться в пределах обычных условий социальной жизни пациентов. Но иногда аспекты терапевтической работы могут потребовать более защищающего сеттига, например планового пребывания в больнице. Активное раскрытие травмирующего опыта не должно вестись в моменты, когда текущий жизненный кризис отвлекает на себя внимание пациента или пациентки или когда приоритетными становятся другие важные цели.

Реконструкция истории