Травоядный. Том I

Всё на миг замирает. Этот голос… я знаю его… я знаю! На глазах наворачиваются слёзы, я не могу их контролировать! Руки закрывают лицо! Нет! Я боюсь посмотреть!

Нежные пальцы касаются моей руки. Я дрожу, я не верю. Нельзя смотреть, нельзя! Нет, нет, нет!

— Марк, всё хорошо, — нежно говорит она.

Я медленно убираю от лица ладони, словно боясь спугнуть видение. И вижу её. Матушка. Она сидит рядом с моей кроватью и смотрит с лёгкой улыбкой. Длинные тёмные волосы спадают с плеч, лицо бледное, немного печальное.

«Этого не может быть… это наваждение, она умерла, да и я тоже», — судорожно размышляю я.

— Это ведь сон? Ты ведь умерла? — спрашиваю я у ведения.

Она немного удивляется, тонкие брови приподнимаются. Матушка протягивает руку к моему лицу и хватает двумя пальцами за щёку! Ай! Больно!

— Разве можно такое матушки говорить? — ребячески усмехается она, — Провалялся, значит, целую неделю в горячке, а проснувшись, вместо того чтобы обнять мать, что от тебя ни на шаг не отходила, выдаешь такое?

Боль, я чувствую боль! Это не сон!

— Мама… — дрожащими губами говорю я. Она отпускает щёку, — Мама, мама…

Она протягивает руки ко мне и обнимает, нежно, с любовью. Я чувствую её тепло и такой знакомый запах, ради которого готов был убить кого угодно. Мне становится спокойно, всё, что было, превращается в ничто. Всё, что я пережил до этого, теперь кажется таким нереальным.

— Мама, я скучал, очень сильно скучал, — голос звучит хрипло, в горле першит.

— Малыш, ну что ты? Всё хорошо, всё в порядке, — растроганно говорит она и нежно отстраняется меня, — Подожди немного, я принесу воды.

— Нет, не уходи! — прошу я.

— Я совсем скоро вернусь.

Она встаёт и выходит из комнаты. А я смотрю на её тонкую фигуру, такую родную. Я думал, что в моей жизни не было любви. Но я ошибался, она всегда была — только её у меня отобрали.

«Что же это такое? Я слишком чётко помню всё, что происходило до этого: о зверлингах и моей смерти, о предстоящем бое и побеге, — раздумываю я, — Неужели всё это было следствием горячки, болезненной иллюзией? Нет, не думаю, слишком красиво. А всё красивое слишком быстро умирает».

Я оглядываюсь, вокруг моя комната, в этом я уверен. Обычная комната — обычного мальчишки. Не считая стойки с клинками и кинжалами, да нескольких деревянных тренировочных мечей. Но разве это странно для рождённого в клане убийц? Наверное, нет.

«В клане убийц? Вот оно что…»

Я встаю и прохожусь по комнате, ощущая стопами грубый ворс ковра, ослабленные ноги подкашиваются, и я падаю. Встаю, и мир мутнеет, вращается, и свет озаряет комнату.

И вот я уже посреди широкой мощеной площади. Идёт дождь, крупные капли ударяют об обнажённый торс. Дышать тяжело, руки наливаются железом. Глаза вперены в мощенку, и странный страх не даёт их поднять, не позволяет двинуться. Сковывающий, непреодолимый ужас, какой ощущается при встрече с неизбежностью.

Рарх! Гремит яростный гром, а за ним приходит яркая лиловая вспышка молнии, отражающееся во влажном камне! Изо рта вырываются пар, и сквозь шум дождя я слышу:

— Ты мой позор! Мерзкий выродок, не имеющий права называться сыном! — кричит яростный, нечеловеческий голос, — Утроба твоей матери, видно, сгнила, раз изрыгнула такое убожество! — кричит он, а я, ощущая горячий гнев и горькую обиду, но не смею поднять глаз, хоть как-то возразить ему.

«Что со мной?! Этот ублюдок поносит мою мать, а я дрожу, словно дворняга на холоде!» — подумал я и сжал челюсти до боли.

— О мёртвые боги, за что мне… такой сын… — с отвращением проговаривает он.

Что?

Дыхание перехватывает, глаза наливаются кровью! Шейные позвонки трещат! Тело! Слушайся меня, твою мать!!! С хрустом я дёрнул головой и встретился с ним взглядом! Серые глаза с зрачками-точками, они удивлённо уставились на меня, а я с искажённым лицом на него! Дыхание срывается, горло сдавливает неведомая сила… Я выворачиваюсь, пытаюсь расцепить невидимые руки!

— ААААААРХ!!! — взрываюсь я звериным, неистовым рёвом загнанного хищника!

Тонкая отцовская бровь дрогнула, а уголок губ слегка приподнялся. Что это?! Ебучее одобрение?! УБЛЮДОК!!!

Коленные чашечки, кажется, взорвутся, ноги дрожат, но я пытаюсь встать! Во что бы то ни стало! Воздух кончился, я держусь из последних сил!

Делаю шаг навстречу!

Он улыбается.

Я протягиваю руку, тянусь к нему!

Он делает шаг навстречу, словно помогая.

— Я… знай, помни… я убью тебя, убью, УБЬЮ-ЮЮЮ!!! — реву я, словно отголосок грома.

БА-БАМ!!! Гремит гром, словно узаконивая моё обещание. Свет меркнет… Вспышка молнии разрезает небо, и последнее, что я вижу, — это озаренное лиловым светом удовлетворённое лицо отца.

— Убью… даже если сам… умру.

Мир вокруг вновь меняется, а вместе с ним, словно и не было, исчез гнев и ярость. Теперь я был спокоен, а вокруг раскинулось огромное пшеничное поле. Молодая зелёная пшеница колышется на лёгком ветерке. Вдали высятся горы с ледяными пиками, и необъятное небо раскинулось бескрайним океаном.