Требуется идеальная женщина

— Она теперь называется «дизайнер»! — фыркнул Патрис. — А я тогда кто? Звезда балета? — И, повернувшись к бармену, парню в галстуке-бабочке и с пирсингом на губе, добавил: — Еще одно пиво. И кофе.

— Да уж… — согласилась я, пригубив обжигающий кофе. — Звучит не слишком заманчиво.

Я сказала Патрису, что впервые слышу об этой девице и ничего не знаю про скандал с несовершеннолетней проституткой и футболистами. Телевизора у меня нет, и я не интересуюсь командными видами спорта, как, впрочем, и любыми другими.

— В Йемене возобновились бомбежки, а меня посылают снимать телку, которая рисует модели трусов!

— Горячо, — кивнула я, имея в виду и кофе, и ситуацию в целом.

Патрис пустился в путаные объяснения: дескать, он хотел отказаться от этой работы, но ему надо платить за учебу дочери, потому что он хочет, чтобы она была свободной и независимой в нашем ужасном мире, превратившем женское тело в предмет торга. Все так же бурча себе под нос, он заплатил за мой кофе и свое пиво, бросив на стойку несколько монет, и свернул себе сигарету.

Мы пошли вверх по Елисейским Полям. Патрис ругался, что лучшая в мире улица стала похожа на аэропорт — какой-то дьюти-фри под открытым небом. Меня это нисколько не смущало, даже наоборот: посреди толпы туристов в розовых спортивных костюмах я чувствовала себя как на каникулах. Да и вообще я радовалась всему, что отвлекало меня от мыслей о Джорджии, которая так мне и не позвонила. Каждая секунда, отрывающая меня от нее, приносила облегчение; каждая мелочь способствовала моему освобождению; какое счастье, что я смотрю на Триумфальную арку, а не валяюсь в постели, с тоской глядя на молчащий телефон; как хорошо, что я пробираюсь сквозь толпу туристов, а не сижу перед компьютером, разыскивая в Гугле информацию о сотрудничестве Франции и Индии в области текстильной промышленности.

Встречу нам назначили в белом холле торгового центра, напротив старого здания «Драгстора» на Елисейских Полях. Мы шли через выложенный мрамором зал, отполированный до такой степени, что в нем отражались светильники навесного потолка, и наши шаги гулко отдавались в тишине. Мы заплутали в безлюдных переходах между рассчитанными на туристов арт-галереями и роскошными кальян-барами, в этот час закрытыми; огни нигде не горели, и нам казалось, что мы идем через пустой парк аттракционов, в который еще не хлынули толпы посетителей. Вдруг за одним из поворотов нашему взору открылся, словно Лас-Вегас посреди пустыни, ярко-розовый чайный салон: он выскочил на нас чертиком из табакерки, распространяя сильный запах свежей краски. Нам навстречу вышла дама в черном костюме, прятавшая нервозность за излишне широкой улыбкой.

— Добро пожаловать в порхающий будуар Мадемуазель! — сказала она тоном, каким продавцы обычно пытаются впарить вам кофейные капсулы или обручальное кольцо. — Мадемуазель немного задерживается, но вы пока можете осмотреть наш чайный салон.

— О’кей, — кивнул Патрис. — Но имейте в виду, у нас не так много времени. — И он бросил красноречивый взгляд на свои часы.

Мы обошли эту бонбоньерку, декор которой представлял собой бессовестное смешение абсолютно несочетаемых стилей. Необарочные пилястры соседствовали с хрустальными витринами а-ля Людовик XIV, на обитых розовой тканью стенах висели кружевные стринги. Украшений здесь было столько, что это производило впечатление полнейшей какофонии — так бывает, когда оркестранты перед выступлением все одновременно настраивают инструменты. Но самым диссонирующим элементом на фоне этого базара выглядела крупная фигура Патриса во флисовой куртке цвета беж, который явно не был ее исходным цветом. Он с трудом протискивался между креслами в стиле Марии-Антуанетты и топтал своими грубыми башмаками кукольные коврики в цветочек, а его отражение, дробясь на тысячи осколков, повторялось в зеркалах в жемчужно-серых рамах, слизанных с зеркал Малого Трианона. Немытые волосы, борсетка на поясе, походные непромокаемые штаны — все это плохо сочеталось с английским фарфором.

Пиар-директор — молодой человек лет тридцати в обтягивающей майке с V-образным вырезом, фонтанирующий энтузиазмом, — при виде нас не сумел скрыть огорчения. Наверное, у него мгновенно появилось предчувствие, что дело не выгорит, а присланный «Франс Телевизьон» журналист не вдохновится розовыми подушками из алькантары и чашками с клеймом Royal Albert.

Тем не менее он ничем не выдал своего разочарования и попросил даму в черном костюме принести нам Sugar toys. Затем вдохнул поглубже и начал свою речь.

— У нас тут, — объяснял он, — все устроено в стиле очаровательного-и-экстравагантного-поп-ап-стора-где-поклонники-таланта-его-создательницы-смогут-открыть-для-себя-эксклюзивные-модели-из-коллекции-Сладостей-и-Леденцов.

— Нет-нет-нет! — воскликнул Патрис, хватая за руку готового упорхнуть молодого человека. — Со мной этот номер не пройдет! Извините, но я ничего не понял. Здесь у вас чайный салон, так?

— Да, но… Но это не чайный салон в «классическом» понимании, — сказал молодой человек, изобразив пальцами кавычки.