Когда все они уходят, Колетт выглядит просто пьяной от счастья. Она снова включает карусель и наблюдает, как под приятную, мелодичную музыку и мигание цветных фонариков симпатичные животные движутся по кругу и вверх-вниз. На платформе укреплены лошадка, единорог, медведь и тигр, снабженные красивыми, удобными седлами. Золоченая центральная стойка упирается в тент, похожий на купол цирка. Не нижней, внутренней стороне тента нарисованы ангелы в окружении роз и звезд. У лошади и единорога пушистые цветные гривы. У медведя на голове корона, а тигр дружелюбно улыбается.
Бриджет, парикмахер-стилист, с которой я уже знакома, не ошиблась, порекомендовав нам поставщика, у которого можно было заказать карусель. А Колетт – единственная известная мне женщина, которая могла позволить себе реализовать подобную идею на практике и физически разместить карусель в обеденном зале своего жилища.
Она не отрываясь смотрит на аттракцион, и глаза ее сияют. Потом она начинает настаивать на том, что Пэтти нужно хотя бы разок на нем прокатиться.
– Как вы думаете, – интересуется она, – на какой фигурке Пэтти лучше проехаться?
Я пожимаю плечами и предлагаю:
– Как насчет медведя?
Колетт, словно зачарованная, со счастливой улыбкой на лице покачивается в такт музыке.
– Медведь – это замечательный выбор, – говорит она. – Но ведь они все хороши, не правда ли? Вот, например, единорог… – Колетт подмигивает мне: – По-моему, это было бы здорово…
Колетт ждет от меня, что я пойду к карусели, но я остаюсь стоять на месте. Миссис Бэрд явно хочет, чтобы я прокатилась вместе с Пэтти, но я не в настроении для этого. Представив, как я буду кружиться на аттракционе под взглядом наблюдающей за мной Колетт, я начинаю нервничать.
Миссис Бэрд разочарованно цокает языком и, повернувшись на каблуках, уходит.
Карусель продолжает медленно вращаться. Музыка все еще играет, лампочки на аттракционе мигают. Никто не катается на аттракционе, кроме маленькой, симпатичной светловолосой девочки, которая существует лишь в воображении Колетт. И вдруг вид пустого крутящегося колеса с закрепленными на нем фигурками животных, ни на одной из которых никто не сидит, становится мне болезненно неприятен – как и пульсирующий свет цветных фонариков, а заодно и звуки музыки, которая, я это точно знаю, не привлечет желающих покататься. Приглядевшись, я прихожу к выводу, что и физиономии у животных не такие приятные, как мне представлялось поначалу. Зубы у тигра большие и острые, и теперь мне кажется, что он не дружески улыбается, а злобно скалится.
В день, на который назначен детский праздник, я просыпаюсь с ощущением, что внутренности у меня в животе стянуты в тугой узел. Я несколько раз осторожно вдыхаю и выдыхаю.
Мне непонятно, чем вызвано мое состояние и почему, помимо прочего, я чувствую себя такой усталой. В конце концов, мне нужно как-нибудь пережить день рождения Пэтти – и после него я смогу наконец уйти от Бэрдов.
Перед тем как покинуть свою спальню, я стараюсь хоть немного успокоить нервы. Для этого я начинаю вспоминать тетю Клару и ее советы – и так увлекаюсь, что в какой-то момент начинаю искренне сожалеть о том, что не могу снять телефонную трубку, позвонить ей и поинтересоваться, правильно ли, на ее взгляд, я поступаю.
Прежде чем шагнуть в коридор, я на всякий случай делаю еще один глубокий вдох-выдох.
Оказавшись в обеденном зале, я застаю там Колетт, которая украшает помещение. До начала праздника остается всего два часа, и я понимаю, что ей наверняка требуется моя помощь – во всяком случае, вид у нее такой, что сразу становится ясно: мое присутствие точно не будет лишним, а может, и не только мое. Миссис Бэрд явно пребывает в панике. То спокойствие, с которым она ухаживала за мной в последние недели, бесследно исчезло. Двигается Колетт чересчур быстро и суетливо.
– Все должно быть идеально, – говорит она.
Я смотрю на ее безукоризненно чистую и выглаженную одежду, над которой потрудилась Паулина, и вижу, что миссис Бэрд просто распирает рвущаяся наружу лихорадочная энергия.
– День рождения Пэтти – это совершенно особое событие. Мы должны быть уверены, что все пройдет без единой накладки.
Колетт столько раз повторяет эту мысль то на один лад, то на другой, что в конце концов я уже не могу с уверенностью определить, кому она это говорит – мне или себе самой.
Она хватается то за одно дело, то за другое, то, бросив все и нахмурив брови, начинает вытирать со стола несуществующие пятна.
Мне хочется увести ее куда-нибудь и сказать, что все и так организовано и подготовлено просто замечательно и что она может не беспокоиться – все пройдет как надо.