Затем я замечаю тонкие линии у нее на руках, на животе и бедрах. Проходит несколько секунд, и они темнеют и становятся багровыми, а потом по коже начинает ручейками струиться кровь.
О господи, чтобы избавиться от платья, Колетт режет ножницами собственное тело.
Я бросаюсь к ней.
– Назад! – выкрикивает она и резко взмахивает рукой с ножницами. – Не подходите ко мне!
Что, черт возьми, происходит? Еще совсем недавно она показывала мне любимую игрушку Пэтти и кукольный домик. Что изменилось за то короткое время, в течение которого она дошла от игровой комнаты до своей спальни? По какой причине она настолько вышла из себя, что стала срезать с себя платье ножницами? Одно ее плечо окровавлено сильнее другого, кровь обильно стекает с него к локтю и капает на пол.
– Не подходите ко мне, – снова выдыхает она.
Вид у нее, даже если не обращать внимания на порезы и кровь, нездоровый, голубые вены резко проступают на бледной коже.
Стивен делает небольшой шажок вперед.
– Колетт, – окликает он. – Положите ножницы. Пожалуйста. Все будет хорошо. Мы можем вам помочь. – Стивен пытается говорить как можно убедительнее, но ему мешает то, что мы застали его приемную мать полуобнаженной. Взглянув на нее, он тут же невольно отводит глаза в сторону. – Пожалуйста, успокойтесь и отложите ножницы в сторону.
Колетт, громко крича, направляет острия ножниц в сторону головы Стивена:
– Не подходите! Не приближайтесь ко мне!
Стивен отступает. Я тоже пячусь назад, чувствуя, как все мое тело сковывает холодный ужас.
Колетт нетвердо стоит на ногах. Ее туловище раскачивается из стороны в сторону, ноги заплетаются. Ей явно стоит больших усилий сохранять вертикальное положение. Рот ее широко раскрыт, помада с одной стороны размазана, волосы растрепались, по лицу ручьем текут слезы. Но она в ярости. Глаза ее горят ненавистью, и Колетт напоминает дикое животное, вырвавшееся из клетки. Мне все это кажется кадрами из какого-то фильма ужасов.
– Колетт… – снова пытается обратиться к ней Стивен. Он поднимает одну руку – то ли пытаясь продемонстрировать тем самым свои мирные намерения, то ли готовясь выхватить у приемной матери ножницы и стремясь обеспечить себе хоть какую-то защиту на случай, если она попытается его атаковать.
Колетт бросается вперед, и сверкающие концы ножниц на какой-то миг оказываются в опасной близости от Стивена.
Мы оба – и я, и Стивен – хватаем ртом воздух, причем я у него за спиной приседаю и скорчиваюсь от страха. Глядя на открытую дверь комнаты, я лихорадочно размышляю.
Но мистер Алекс не появляется.
Никто не приходит на помощь. Так что проблему надо решать нам со Стивеном.
Колетт всхлипывает, плечи ее дрожат.
– Никто… – с трудом выговаривает она. – Никто меня не по-ни-ма-ет…
Она снова взмахивает рукой с ножницами, держа их как оружие – чтобы не позволить нам приблизиться.
– Мы стараемся, – говорит Стивен. – Правда, стараемся.
– Заткнись! Ты ничего не понимаешь, да и, наверное, не можешь понять. Никогда не понимал. И не поймешь.
Я съеживаюсь от чувства неловкости, опускаю глаза и упираюсь взглядом в плечо Стивена.
Колетт гневно смотрит на меня.
– А ты не подходи к нему! – выкрикивает она. – Не верь ему. Ты думаешь, он хороший, добрый. – Колетт встряхивает ножницами и кривит губы: – Но это не так.
От замешательства я окончательно падаю духом. Голос Колетт теряет силу и превращается в шепот.
– Не верь ему, не верь, Сара… – едва слышно бормочет она. – И от Алекса держись подальше. И от меня – от всех нас. Тебе здесь не место!
Колетт делает еще один взмах ножницами, громко выкрикнув:
И это становится для меня последней каплей.
Попятившись, я мчусь по коридору, выскакиваю за дверь жилища Бэрдов, спускаюсь вниз и бегу прочь – подальше от Западной Семьдесят восьмой улицы.
В воскресенье к середине дня я получаю три букета цветов, упаковку печенья, коробку клубники в шоколаде, жаркое из креветок, омаров и говядины из одного из самых дорогих в городе мясных ресторанов (его мне привез «Убер»), сертификат на целый день процедур в спа-салоне, а также флакон «Шанель № 5» в целую унцию. Просто какая-то подарочная вакханалия.
Я знаю, что не должна все это принимать. Но подарки все продолжают прибывать – каждый час мне доставляют что-нибудь еще, так что в какой-то момент этот процесс становится почти предсказуемым. Каждый резкий звук домофона, когда у входа в здание появляется очередной курьер, вызывает у меня одновременно чувство, похожее на страх, и приступ любопытства – мне интересно, что именно мне прислали на этот раз.