Требуется няня

– Полиция Нью-Йорка, – повторяет мужчина и поднимает вверх руку со значком. Женщина делает то же самое.

– В чем дело?

Ответ снова следует после небольшой паузы. На этот раз со мной говорит женщина.

– Думаю, будет лучше, если вы позволите нам подняться, – заявляет она.

Я снова подхожу к домофону, жму на кнопку, открывающую вход в подъезд, и чувствую при этом, что мое дыхание учащается. Каждый новый вздох дается мне все труднее.

Через несколько секунд полицейские оказываются у входной двери в квартиру. Мне же вдруг приходит в голову, что их могли прислать Бэрды. Например, по той причине, что их соседи пожаловались на то, что Джонатан ходил по квартирам и задавал им странные вопросы. Вот Бэрды и отправили к нам полицию – в качестве еще одного предупреждения.

– Мы можем войти? – спрашивает женщина-полицейский.

Я впускаю неожиданных визитеров. Как только я вижу их лица, у меня в животе все сжимается в тугой узел от предчувствия беды.

– В чем дело? – снова интересуюсь я. – Что случилось?

– Мне очень неприятно вам это говорить… – начинает женщина в форме.

Внезапно я понимаю, что мне собираются сказать. Причина появления полицейских становится для меня очевидной.

Этого не может быть.

– Джонатан? – спрашиваю я, с трудом шевеля онемевшими губами, и шагаю вперед.

Полицейский-мужчина протягивает руку, чтобы остановить меня, но я стряхиваю ее с себя и делаю еще один шаг.

Может быть, если я дойду до противоположной стены комнаты, то, что они собираются сказать мне, окажется неправдой. Может, в квартиру вот-вот войдет Джонатан и выяснится, что все это ошибка.

Но они говорят мне не это, а именно то, чего я так боюсь, и мой мир разом летит в пропасть. Мне кажется, что пол подо мной проваливается и я падаю куда-то вместе с обломками моей вселенной.

Нет, я не падаю. Закрыв уши руками, я с огромным трудом, то и дело спотыкаясь, добираюсь до кровати и опускаюсь на ее край, чувствуя, что ноги меня совершенно не слушаются. Сотрудники полиции говорят что-то, но я их не понимаю – да и не хочу слышать. Я пытаюсь убедить саму себя, что они ошибаются, что все не так, как они рассказывают. Они все перепутали. Они неправильно установили личность погибшего. Это не может быть Джонатан, это наверняка кто-то другой.

Они нашли его в каком-то переулке.

В руке у него был зажат шприц.

Голоса полицейских звучат глухо, словно они разговаривают со мной из-под воды. Стены вокруг меня вращаются.

– У вас есть кому позвонить? – интересуется один из полицейских. – Нам нужно связаться с кем-то из его родственников.

– Есть кто-то, кто может какое-то время посидеть с вами? – спрашивает второй коп.

Я закрываю лицо ладонями. Дышу я с трудом – мне едва хватает на это сил.

Мне хочется закричать: Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь!

В какой-то момент мне кажется, что я действительно выкрикиваю это во весь голос, но на самом деле это не так. Я только тяжело, с хрипом дышу.

– Нам необходимо связаться с его родителями. – С этими словами женщина-полицейский достает из кармана блокнот и склоняется надо мной: – Мисс Ларсен!

Я начинаю плакать – мне кажется, что где-то у меня в голове кто-то открыл кран, и слезы теперь льются у меня из глаз потоком.

– Я не понимаю… – лепечу я, захлебываясь. – Вы… хотите сказать… что Джонатан…

Джонатан мертв.

Имеют ли Бэрды какое-то отношение к этому?

Женщина-полицейский опускается рядом со мной на колени и поглаживает меня по сотрясающейся от рыданий спине. Я отталкиваю ее – мне не хочется, чтобы она ко мне даже приближалась. Я не желаю, чтобы копы продолжали оставаться в квартире, и умоляю их уйти.

Когда за ними закрывается дверь, я дрожащими руками отыскиваю мой телефон и звоню Амелии. Но я так громко плачу, что она не может разобрать ни слова из того, что я говорю.

– Джонатан… – рыдаю я и сбивчиво рассказываю про то, что моего жениха нашли мертвым, со шприцем в руке. Я прошу Амелию как можно быстрее приехать ко мне. И еще я говорю ей, что не знаю, как рассказать о случившемся родным Джонатана.

Амелия бьется в истерике, мы обе ложимся на пол не в силах сдерживать эмоции и не понимая, что делать дальше.

Глава 38

За ночь весь мой мир становится серым. Я не знаю, как это объяснить, но все, что я вижу, теряет цвет. К тому же из окружающего меня пространства словно выкачали все звуки гигантским пылесосом. Все, что я слышу, – это какое-то монотонное гудение, которое пульсирующей болью отдается у меня в голове. Весь остальной мир, в котором господствовали счастье и смех, куда-то исчез. Все, к чему я прикасаюсь, кажется твердым и холодным – все мягкое и теплое словно разом исчезло. Мне все время хочется лечь на пол и съежиться, чтобы быть незаметной.

На некоторое время я засыпаю, но только потому, что для меня это единственный способ спрятаться от окружающей реальности. Сон приглушает боль и погружает меня в черную пропасть забвения.