Тренинги свободы

В продолжение можно сказать, что любой, кто приемлет подобную идеологию или просто сотрудничает с ее представителями, становится агентом злых сил. Против подобных людей и подобной идеологии я должен бороться не потому, что я немец или не немец, а потому, что я — человек. И значит, воинствующих представителей этой идеологии можно уничтожать, как бешеных собак. Гораздо сложнее обстоит дело с коммунистической идеологией. Не так просто бороться с идеологией, которая, выступая под знаменем общего блага, заявляет о том, что, возможно, пока что она — не носительница добра, но если и ты присоединишься к союзу борцов за всеобщее благо, то она приведет к добру — и не только тебя, но и всех остальных. Коммунистическая идеология, таким образом, касается самого обнаженного нервного окончания европейской культуры.

Возможно, говорят вам ее глашатаи, пока еще она представляет зло, но мы сделаем так, что она приведет к добру. И сделаем это не путем индивидуального совершенствования в духе античных либо иудео-христианских традиций, которые ничего не дали, а путем ликвидации тех структур и учреждений, которые вынуждают тебя и меня творить зло или помогать ему. В ответ на подобное утверждение можно сказать: лично я ни к какому союзу примыкать не намерен, поскольку вопрос, что есть зло и добро, доверяю церкви, или не доверяю вообще никому, или же больше верю в жизненную силу реальных традиций, чем в ту пустоту, которая останется после разрушения всех структур и учреждений. Человек демократических убеждений может сказать, что движение в эту сторону опасно, но если ты не угрожаешь моим структурам и институтам, то делай с собой все, что заблагорассудится.

В последнее время, скрывая девичий грех, мы стараемся позабыть об этих различиях; стало шиком рассуждать о тождественности фашистской и коммунистической идеологии в духе некоего статистического мышления. Говорить, что одни зверски истребили столько-то, а другие — столько-то. На основе этой статистики человек, симпатизирующий национально-эгоистическим идеологиям, может сказать, что главное зло — коммунизм, а человек, которому ближе идеи равенства, скажет, что главное зло — фашизм. Статистических данных сегодня достаточно, и с обеих сторон они ужасающи. Однако мне кажется, что отождествление этих двух систем не только неприемлемо с точки зрения логики или истории, но и опасно в моральном плане.

Опасно, ибо такой подход по-прежнему рассматривает историю как противоборство добра и зла, то есть невольно утверждает то, что вроде бы отрицает. Добро и зло он измеряет числом погибших, вновь вытаскивая на свет те идеологии, которые хотели бы все решать за меня или используя меня в качестве инструмента, тем самым снимая вопрос о моей личной ответственности. Все эти попытки отождествления двух систем, мотивированные понятными чувствами и эмоциями, на мой взгляд, объясняются прежде всего глубиной нашего потрясения от того, что если фашистскую идеологию мы так или иначе все-таки победили, то коммунистическая рухнула сама по себе, под бременем неоплаченных векселей.

С точки зрения логики попытки отождествления неприемлемы потому, что две вещи, конечно же, могут иметь сходные признаки, но дать им определение я могу только на основе различий. Ведь совпадай они по всем своим признакам, не было бы никаких оснований называть их, используя разные понятия. А когда мы хотим охарактеризовать обе вещи на основе их сходства, то третьего понятия не находится: разве не странно, что коммуниста, действующего так, как он действует, мы можем назвать фашистом, но о фашисте, действующем сходным образом, мы никогда не скажем, что он — коммунист?

Наконец, попытка отождествления двух систем неприемлема с точки зрения исторической. Если взять историю этих идеологий, мы увидим, что антифашистскую коалицию удалось создать в кратчайшие сроки, в весьма очевидной и эффективной форме, между тем как из антикоммунистической коалиции, хотя попыток было немало, даже за долгое время ничего эффективного так и не получилось. Фашизм, основанный на идеологии национального эгоизма, удалось разгромить в самой кровавой за всю мировую историю войне, а к победе над коммунизмом, основанным на идеологии равенства между людьми, можно было только стремиться, и именно тщетность этих стремлений заставила демократии перейти к мирному сосуществованию с различными видами социализма (которое с заднего двора секретных служб, разумеется, выглядело далеко не таким уж мирным, как нам казалось).