У новоиспеченной госпожи президента нашлось бы немало текущих дел, которые должны были бы сразу ее вдохновить и даже окрылить. Отныне страна ее, например, всегда выполняла бы финансовые обязательства перед ООН. Присоединилась бы к запрету на испытания ядерного оружия. Не стала бы отвергать международные соглашения о норме содержания двуокиси углерода в выхлопных газах и о защите климата. Заняла бы решительную позицию в вопросе об окончательном запрещении противопехотных мин. Как особый подарок госпожа президент восприняла бы, наверное, то обстоятельство, что на территории Чехии отменена смертная казнь, а также что ей больше не нужно игнорировать работу Римского трибунала по расследованию военных преступлений. И еще: в ее стране вряд ли нашлись бы взрослые адвокаты, которые захотели бы бросить в тюрьму мальчика — за то, что он якобы подвергал сексуальным домогательствам свою младшую сестренку.
Мадлен Олбрайт, конечно, взвешивать «за» и «против» не стала. Она сразу, хотя и в весьма тактичной и вежливой форме, дала ответ на предложение президента Гавела. Она — гражданка Соединенных Штатов Америки и желает и дальше служить стране, которую она выбрала своей родиной. Четвертый человек в администрации США и не мог бы ответить иначе. Скажем честно: в идее, высказанной президентом Гавелом, есть что-то неловкое, несуразное, противоречащее логике, постыдное, саморазоблачительное, что-то такое, чего не объяснишь тем фактом, что Гавел когда-то писал драмы абсурда.
Дескать, так и так, ничего у нас не выходит, пусть на наше место придет кто-то другой и все за нас сделает… Вот и венгров в те дни, когда они только-только обрели давно утраченную независимость, посетила соблазнительная мысль: а не проще ли пригласить Отто Габсбурга, пускай снова правит страной. Сербы и румыны тоже кокетничали с идеей о наследниках трона. Но предложение Гавела звучит скорее как вырвавшийся и лишь наполовину проглоченный крик о помощи. Ведь если говорить честно, он на весь мир признался, что сидит в большой луже. И что вокруг себя, сколько хватает глаз, не видит ни единого человечка, который способен был бы взглянуть на конкретные проблемы страны в контексте жизни региона.
Разумеется, когда Гавел, на глазах всей мировой общественности, ищет, кто бы мог стать его преемником, его цель вовсе не в том, чтобы поставить в неудобное положение госсекретаря США по иностранным делам. Гавел тревожится за свое политическое наследие, и для этого у него есть все основания. Ведь если новые демократические режимы региона не сумели сами решить свои вопросы за прошедшее десятилетие, то логично предположить, что не сумеют они их решить, без посторонней помощи, и в последующие годы. Проблема, которая не дает покоя чешскому президенту, отнюдь не личная, не кадровая: это — общая структурная проблема молодых демократий.
Для венгров кадровый вопрос становится острым уже сейчас. Глава нашего государства, Арпад Гёнц, отслужив два президентских срока, уходит со своего поста. Не думаю, что в обозримом пространстве отыщется такой опытный и открытый миру человек, который примет от него бразды правления. В лучшем случае венгерский парламент сумеет договориться насчет какой-нибудь серой, невыразительной кандидатуры. В худшем — президентом страны станет какой-нибудь клоун. Уходящий в отставку президент, который, судя по опросам общественного мнения, в течение десяти лет прочно сохранял за собой звание самого популярного политического деятеля страны, давно уже молчит. Не улыбается, не подает сигналов бедствия. Просто выполняет свои протокольные обязанности. Тяжелое молчание его вряд ли можно понять неправильно.
Молодые демократические режимы, переживая эйфорию свежеобретенной независимости, зарылись в окопы своего исторического прошлого и старых идеологий, давно отброшенных бывшими их властителями. Зарылись так основательно, что ничего не видят вокруг себя. Если десять лет назад кто-то тешил себя надеждой, что соблюдение политических прав и свобод личности автоматически выведет посткоммунистические страны из культурной и ментальной изоляции, в которой они находились — ведь граждане научатся говорить друг с другом, обмениваться мнениями, заключать меж собой соглашения, создавать гражданские организации, бороться за свои подлинные интересы, а благодаря этому будут сняты, забыты и неприятные языковые запреты, установленные диктаторскими режимами, — то к сегодняшнему дню этот кто-то вынужден был убедиться, что события развиваются не совсем так, как он представлял.
Кто мог предвидеть, что готовность людей критически относиться к жизни, чувство реальности потерпят такой масштабный крах?