Границы и зияющие пропасти, которые лишают Европу возможности определить себя как самостоятельную власть или хотя бы, с опытом двух мировых войн за плечами, уверенно стоять на ногах, проходят совсем не там и совсем не так, где и как их находят и называют в интересах сохранения оппортунистической практики. Если бы нашлось несколько человек, которые начали бы работу над Великой Европейской Энциклопедией, то, по всей очевидности, это предполагало бы понимание следующего.
Существует мощный ментальный водораздел между монархиями и республиками. Существует еще более мощный водораздел между колониальными державами и теми европейскими нациями и государствами, у которых никогда не было колоний или не было больших колоний или которые сами находились на положении колоний. Среди первых существует очень существенное различие между теми, кто почти без сопротивления отказался от колоний или отдал их другим, и теми, кто жестокими методами боролся за то, чтобы их удержать. Базу, ствол Европейского Союза сегодня образуют бывшие колониальные державы. По-другому, вероятно, и быть не может, — ведь европейскую администрацию можно создать, лишь обладая этим имперским опытом. Однако опыт, необходимый для управления, неотделим от системы неосмысленных, не выраженных в конкретных положениях имперских жестов и стремлений, и этой системой Англия и Франция с регулярностью железнодорожного расписания сводят на нет перспективные интересы европейской интеграции, в этих своих действиях почти всегда перетягивая на свою сторону Германию, которая уже вследствие своего великодержавного потенциала считает лестной для себя такую привилегированную позицию.
Колониальные основы Европейского Союза сегодня создаются в первую очередь не художественными и материальными ценностями, накопленными за сотни лет работорговли, рабовладения и грабежа (хотя, конечно, и ими тоже), но тем огромным знанием, которое вырастает из опыта многовекового управления чужими мирами. Знание это сообщает этим обществам напряженную и устойчивую внутреннюю структуру, то исключительное самообладание, которым, очевидно, обладают лишь испанцы, французы, голландцы и англичане. Однако с точки зрения виртуального европейского сообщества далеко не все равно, отрефлектировано ли, гуманизировано ли это знание. Боснийская война показала как будто, что знание это — неотрефлектированное, сырое и анимальное. Если генерал Жанвье (Janvier) освободил своих попавших в плен солдат ценой того, что голландские голубые каски, сложив руки на груди, наблюдали, как угоняют и приканчивают вверенных их заботам жителей Сребреницы, то Франция, при содействии президента Ширака, спрятала собственные универсальные идеи глубоко в карман, другой рукой вытащив из другого кармана оставшуюся неотрефлектированной колониальную практику алжирской войны.