Я сглатываю, опускаю взгляд вниз, разглядываю темную голову мужчины, между слов продолжающего осыпать меня легкими поцелуями.
- Я не хотела от тебя зависеть... Не хотела пользоваться твоей помощью. Вы ведь развелись с мамой.. И ты отталкивал меня...
- Только ли в этом была причина, Ян?
До боли закусываю губу. Рустам обхватывает мои ноги под ягодицами, ведет ладонями вверх, стискивает попу, облизывает живот, буквально зарывшись в него носом.
- Не знаю... я не знаю, - мне кажется я не говорю, а выдыхаю, потому что говорить, соображать и споротивляться ощущениями, сконцентрировашимся между ног, невероятно трудно.
О чем он спрашивает? Хочет сказать, что ушла я от него, чтобы убежать от собственных чувств, которых не понимала? Возможно ли такое? Наверное, да. Может быть я не только независимой быть хотела, может быть в тот день моего рождения я настолько испугалась, так глубоко заперла воспоминания и право думать и чувствовать что-то к нему, что единственным способом оставлять свои чувства поз замком для меня оказалось бегство.
Пальцы Рустама ложатся на мою промежность, проскальзывают внутрь. Я слышу хлюпающий звук, знаю, что и он его слышит. Мне стыдно за свою реакцию. Даже после вчерашних оргазмов, даже после сна и поцелуев в машине, мне все еще стыдно. Я не знаю, не понимаю, происходящее больше пугает или заводит меня? Я хочу его, боюсь его или и то, и другое?
- Тебе больше не нужно убегать от меня, малыш. И от себя убегать не надо.
- Рустам, - хриплю, когда движения пальцев между ног становятся тверже и быстрее, - ты... сейчас хочешь? Сейчас все будет? Сейчас?
В ответ он смотрит на меня. Внутри его глаз отражается огонь, и мне одновременно хочется утонуть в этом огне, но так страшно обжечься.
- Я всегда тебя хочу, Ян.
- Я имею в виду... ты говорил в машине, чтобы я тебя не провоцировала... Я знаю, ты, наверное думаешь, что я пошла в бассейн, потому что хотела спровоцировать, но это не так. Я не делала этого специально... но я... я понимаю твои чувства. Наверное... Я не хочу, чтобы ты думал, что я издеваюсь. Если ты не можешь больше сдерживаться, то...
Его пальцы застывают. Он долго смотрит на меня. Молча. Под его тяжелым взглядом я даже фразу закончить не могу, а может не могу закончить свосем по другой причине? Ведь полностью эта фраза будет звучать, как приглашение. Меня колотит от страха и от предвкушения. Вряд ли сама я могу перейти черту. Я все ще пытаюсь абстрагироваться от того факта, что он - мой отчим.
- Предлагаешь мне секс... из чувства вины и жалости ко мне, малыш? Тебе меня жаль что ли? - он усмехается.
- Это не то... я... просто пытаюсь смириться с неизбежным... - зажмуриваясь, не в силах больше выдерживать его взгляд. Мне начинает казаться, что я несу несустветную глупость. Щеки заливает жаром.
- Смириться? - снова хрипит мужчина. В голосе появляются недовольные нотки. Или мне мерещится? - Благодарность. Вина. Жалость. Смирение... Это все совсем не то, чего я хочу, девочка.
Мои глаза все еще закрыты. Я слышу и чувствую, как он поднимается, затем ощущаю прохладную ткань его рубашки сначала на своей спине, затем Рустам начинает продевать мои руки в рукава.
- Знаю много мужчин с удовольствием воспользовались бы всем этим спектром твоих эмоций, чтобы удовлетворить свои желания, но я хочу, чтобы ты доверяла мне, Яна. И чтобы хотела меня хотеть, это я уже говорил.
Распахиваю веки. Он нависает надо мной. Пальцы медленно застегивают пуговицы на рубашке, начиная с нижней и следую вверх. Что он говорит? Отказывается от секса? Снова? Одевает меня... Я же вижу в его глазах, как трескается контроль, как желание черной волной заволкаивает разум, но он продолжает застегивать пуговицы. Мне кажется, я никогда не видела и не наблюдала ничего более эротичного, чем мужчину, сходящего с ума от страсти, который одевает объект своей одержимости. Чувствую, как подрагивают его пальцы, слышу, как сбивается дыхание, когда костяшки касаются голой кожи.
- Нарисуй меня, Яна, - неожиданно просит Рустам, когда последняя верхняя пуговица оказывается застегнутой.
- Ч...что?
- Нарисуй меня.
- Я не рисую больше.
- Я лишь прошу, чтобы ты попробовала. Хочу, чтобы ты рисовала снова. И хочу, чтобы тебе было хорошо. Позволь мне хотя бы это, малыш. Веришь, что я тебя не обижу?
Обхватывает мое лицо ладонями, наклоняется и целует.
- Я... не... знаю. Я пытаюсь...
- Это хорошо.
Мужчина идет к комоду и из верхнего ящика достает лист и карандаш, усаживается на мягкий ковер перед камином, кладет лист с карандашом рядом.
- Нарисуй. Так, как ты в тот день рисовала. Так, как рисовала меня в кабинете. Не думая ни о чем.
Смотрю на листок и карандаш, словно они ядом облиты. Это больно. Я столько раз пыталась рисовать, но не вышло. Но что, если не вышло, потому что я долго держала свои чувства запертыми? А сейчас они из меня рвутся. Пугают, но рвутся на волю.