Трепет света

Шолто, державший Брилуэн на коленях, поднялся и передал малышку Роялу. Фея-крошка казался испуганным и не пытался этого скрыть. Шолто присоединился к остальным сидхам в центре комнаты.

— Будь ты единственным королем, венчанным с Мерри Богиней и Фэйри, тогда мы бы повиновались тебе, Мрак, но ты лишь один из нескольких.

Дойл повернулся к нему.

— Я не забыл, что она стала твоей королевой, король Шолто.

Шолто поднял руку и отодвинул рукав, демонстрируя начало татуировки, которую мы с ним разделили. Той ночью наши с ним руки обвила настоящая лоза розы, словно веревка или нить, используемые обычно при обручении, но у этих «уз» были шипы, впившиеся в наши руки и соединившие их крепче, чем на любой другой церемонии, и эта лоза с розами запечатлелась на наших запястьях.

— Мы были обручены Богиней и Фэйри, — произнес Шолто.

— А у меня такой отметки нет, за последние месяцы ты не единожды указывал на это, — ответил Дойл.

Это стало для меня новостью. Шолто был единственным мужчиной, с которым сама Богиня обручила меня, но она также короновала нас с Дойлом как короля и королеву Неблагого двора.

— Возможно, причина, по которой Богиня связала тебя и Мерри, в том, что ты среди нас единственный полноправный король, — сказал Гален.

Оба посмотрели на него так, словно он влез в давние разногласия. Не всегда мудро оказываться между двух конфликтующих сторон.

Гален улыбнулся им и переложил ребенка с одной руки на другую, словно напоминая, что он держит малыша. Не думаю, что это движение было случайным. Гален понял, что ребенок — идеальный предлог, чтобы избежать любое насилие. Он был прав, но я надеялась, что Гален не станет на это слишком полагаться, потому что не будет же он вечно держать на руках малыша, а у Шолто и Дойла хорошая память.

— Мерри должна была стать королевой, а мы должны были стать ее королями.

— Какое это имеет значение? — спросил Шолто.

— Мерри должна была обручиться с тобой, чтобы стать твоей королевой, ради всех нас, мы должны были стать отцами ее детей, чтобы стать ее королями или принцами. Полагаю, Богиня и Консорт уже выбрали короля для Неблагого двора.

— Я отказался от своей короны, чтобы спасти Холода, — тихо произнес Дойл.

— Баринтус до сих пор не простил этого вам с Мерри, — с улыбкой сказал Гален.

— Он создатель королей и королев, — заметил Шолто. — А вы оба отказались от всего, чего Баринтус добивался на протяжении десятилетий.

— Он мечтал посадить на трон моего отца, а не меня, и уж точно не Дойла, — возразила я.

— И то верно, — сказал Шолто.

— Абсолютно верно, — согласился Дойл.

— Не верится, что все мы дожили до рождения малышей, — признался Рис.

— Слишком много врагов у нас осталось при Неблагом дворе, — заметил Дойл.

— А может, Богиня и Бог защитили бы вас, — предположил Роял.

Мы все обернулись к хрупкой фигурке, вжавшейся в кресло с малышкой на руках, которая могла быть, а могла и не быть, его дочерью.

— О чем ты? — спросила я.

— Раз Богиня и Бог нарекли вас королем и королевой, они бы позаботились, чтобы ваше правление было безопасным.

Я задумалась над этим.

— Хочешь сказать, мы должны больше верить, крошка? — спросил Дойл.

— Вы рассуждаете так, словно власть Богини не вернулась, и она не благословила нас всех своей Милостью, а ведь она была среди нас все эти последние месяцы, даже за пределами Фэйри, в далеких западных землях.

— Богиня сказала мне, что если фейри не желают принимать Ее дары, то мне нужно передать их людям и посмотреть, не будут ли они более благодарны, — сказала я.

— Людей всегда впечатляло волшебство, — заметил Шолто.

— Но это не волшебство, — возразила я. — Это чудо.

— Разве волшебство не является проявлением чуда? — спросил он.

Я поразмыслила над этим и наконец ответила:

— Не уверена, но возможно.

Дойл встретил мой взгляд.

— Что ответила королева, когда ты попросил ее не приходить? — поинтересовалась я.

Его лицо осталось непроницаемым, таким закрытым и таинственным, каким оно бывало иногда, правда теперь я знала, что это означает. Он что-то скрывает, считая, что тем самым защищает меня. Мне же казалось, что он просто отказывается делиться со мной важной информацией.

— С чего ты решила, что я говорил с королевой?

— У кого еще есть шанс убедить ее держаться подальше, кроме Мрака королевы?

— Я больше не ее Мрак, а твой.

— Тогда скажи мне, что она сказала и чего хочет.

— Она хочет увидеть внуков своего брата.

— Ты рассказывал, что она все еще мучает людей при дворе, — сказала я.

— Во время последнего охватившего ее безумия, но в нашу встречу она была почти спокойной.

— Насколько спокойной? — уточнил Рис, и судя по его тону и выражению лица, он не верил, что она может держать себя в руках.

— Она казалась самой собой, какой была, пока гибель Кела и ещё наш отказ от трона не свели ее с ума.

— Ты по-прежнему считаешь, что она пыталась быть столь безумной для того, чтобы дать повод придворным убить ее?

— Полагаю, тогда она искала смерти, или же ей было наплевать жить или умереть, — сказал Дойл.