Одновременно велись интенсивные переговоры. «Как ни крути, с исландцами очень непросто иметь дело», – писала лондонская
Британцы не считали, что под угрозой оказалась вся их экономика, но на карту было поставлено многое. Производители траулеров и ассоциации продавцов фиш-энд-чипс предупреждали о возможном крахе всей рыбной отрасли. Крупные тресковые порты – Халл, Гримсби и Флитвуд – переживали серьезный кризис. Торговцы, закупавшие рыбу с траулеров и продававшие ее оптом, зависели от исландской трески. За период между окончанием второй тресковой войны и 1976 годом количество оптовых торговцев в Халле сократилось с двухсот пятидесяти до восьмидесяти семи. Союзники Британии настойчиво предлагали возможное решение проблемы: люди должны отказаться от своей любимой трески в пользу другой рыбы. Западная Германия заключила с Исландией соглашение, предоставлявшее немцам квоту на добычу морского окуня в качестве компенсации за запрет вылова исландской трески. Правительство ФРГ отметило, что проблема исчезнет, если британцы научатся есть морского окуня и сайду. Европейское экономическое сообщество указывало на изобилие путассу у берегов Шотландии. «Если убедить британцев употреблять ее в пищу, вся эта тресковая война станет ненужной», – писала
Йоунссон описывал переговоры в Лондоне так: «Это была жаркая дискуссия, но на джентльменском уровне. Однако британцы вели заведомо проигранное сражение, и я удивлялся их недальновидности. Весь мир переходил к двухсотмильной зоне. Я сказал британскому министру: “Я абсолютно уверен, что через несколько лет вы сами решите установить двухсотмильную зону, и тогда мы сможем дать вам совет, как это сделать”. И в конце концов так и случилось, хотя они и не спрашивали у нас совета».
Действительно, все Европейское экономическое сообщество собиралось ввести двухсотмильную зону. Британское правительство настаивало на стомильной эксклюзивной зоне для Британии в ее водах. В феврале 1976 года, когда переговоры с Исландией были в самом разгаре, ЕЭС привело Британию в замешательство, открыто отвергнув ее требование и просто установив двухсотмильную европейскую зону.
Тоумасу Торвальдссону было пятьдесят семь, когда двухсотмильная зона изменила его жизнь. Он уже через многое прошел и стал успешным руководителем траулерной компании с собственным предприятием по переработке рыбы. Теперь он участвовал в управлении страной: после двадцати двух лет работы в совете он возглавил государственный орган, регулирующий весь экспорт рыбы. Торвальдссон часто вспоминал былые времена и любил приходить на черный лавовый пляж, по которому рыбаки когда-то таскали лодки к воде. И с благоговением говорил: «Отсюда люди уходили в море больше тысячи лет».
Но его дети уже не представляли, какой была старая Исландия. Даже еда здесь стала другой. Молодежь не ест стокфиск; новое поколение идет в булочную и покупает хлеб. Весь рацион молодых исландцев, если не считать баранины и рыбы, импортный и довольно дорогой. Каждую зиму, когда солнце лишь ненадолго показывается над горизонтом, а мысли о самоубийстве посещают все чаще, в один из дней устраивается пир, стоимость которого просто невероятна по меркам былых времен. Пожилые исландцы едят хаукартль, баранью голову, бараньи тестикулы и другие блюда из прошлого.
Материальные следы минувших веков исчезли почти полностью. Если какое-то здание сохранилось с 1930-х годов, это значит, что его признали исторической ценностью. Треть городка Хеймаэй, рыбацкого порта на одноименном маленьком острове у южного побережья, в 1973 году была погребена под слоем лавы после извержения вулкана Эльдфедль. Табличка, установленная на лавовом поле, сообщает, что здесь, на глубине нескольких метров, находится здание старейшего в Исландии благотворительного клуба «Киванис», построенное в 1924 году.