Tresor Ее Величества

– Я никуда не пойду, – Кузьма сделал шаг к арестованному, для верности вооружившись увесистыми клещами.

– Я тоже, – спохватился Степан, обнажая шпагу.

– Айдархан не стала бы жаловаться на кражу, – Синявский облизал пересохшие губы, – потому как тогда бы ей пришлось говорить и о потере девичьей чести. А в таком нетоварном виде она была своему суженому не нужна.

– Ах ты, мерзавец! – не выдержал Ушаков.

– Получись все, как Софья Егоровна придумала, все бы довольными остались. Я бы обвенчался с Дусенькой, государыня бы подарила Айдархан, думая, что у той на поясе слиток золота. Ну не обнаружил бы любитель восточных красавиц золотого подарка, так, может, он о столь щедром даре и не знал. Ему, вишь ты, сама девица была желанна, японская принцесса, как назвал ее Петр Федорович. Все были бы счастливы.

– Для кого предназначалась Айдархан? – немного успокоился Ушаков.

– Про то я не осмелюсь говорить вслух, вот хоть режьте. Давайте напишу, – он протянул к Андрею Ивановичу трясущиеся руки, – вот еще передохну малость и сам напишу.

– Ладно, на ухо скажешь, – Ушаков сплюнул под ноги, показывая жестами, чтобы Степан и Кузьма расступились.

На нетвердых ногах, раскачиваясь и трясясь всем телом, точно старец, Антон подошел вплотную к Андрею Ивановичу, обернувшись в сторону Степана, неодобрительно помотал головой и… Вдруг шпага Ушакова оказалась в руках Синявского, схватив начальника за воротник, Антон занес руку для удара и в следующее мгновение сам рухнул на каменный пол, пронзенный шпагой Шешковского.

Все произошло так быстро, что Ушаков едва сумел заслониться от острия собственной шпаги, пролетевшей в сантиметре от его носа.

– Кому предназначалась Айдархан? – упав на колени перед умирающим Синявским, проорал Андрей Иванович.

– Строганову, – еле слышно пролепетал умирающий.

– Где Шакловитая? Где эта гадина?

– Она у… – Синявский с усилием приподнял голову и, показав рукой в сторону Степана, пролепетал: «Он знает», – отдал богу душу.

Глава 22. Ночная прогулка

СТЕПАН ШЕШКОВСКИЙ ШЕЛ и шел по городу, обходя поочередно все попадающиеся по дороге трактиры. Куда шел? Об этом он то ли позабыл, то ли не знал вовсе. После трех или четырех кабаков, рядом, за каким-то ему одному понятным бесом, пристроился покойный Антоха. Поначалу Степан пытался не обращать на другана внимания, но когда его болтовня становилась непереносимой, летел со всех ног до ближайшего питейного заведения, в шум, в суету, подальше от докучливого призрака. Пить не хотелось, Шешковский проглатывал очередную рюмку, опрокидывал стопарь, разглядывал дно кружки, заедая рыбкой или крошечным коржиком, который услужливые половые ставили на стол в качестве бесплатной закуси. Он не чувствовал вкуса напитков, старался не обращать внимания на других посетителей. Один раз рядом с ним устроились двое, изрядно навеселе, драгун, заказав несколько бутылок пива, они спорили между собой, кто из них теперь выглядит как наследник престола. Прислушавшись, Степан выяснил, что все сходство с Петром Федоровичем составляла известная всем манера цесаревича вначале выпивать несколько бутылок пива, а затем искать отхожее место, коего на плацу отродясь не водилось, потом он снова пил и снова писал. М-да, пиво, конечно, не тот продукт, что с радостью держится в человеческом организме, но тут тянуло на явное оскорбление Его Императорского Высочества. При других обстоятельствах Шешковскому было бы достаточно свистнуть в свисток или потребовать, чтобы хозяин вызвал подкрепление, дабы он мог без риска для жизни арестовать преступников, но сейчас ему было не до них. Недовольный слишком долгой остановкой в кабаке, нетерпеливый покойник Антон тянул его за рукав, требуя выбраться на свежий воздух, но едва Степан подчинялся настойчивости друга, как тот снова начинал наседать на его уши, меля всякий вздор. Покойническая болтовня сливалась в какую-то музыкальную дребедень, смысл сказанного ускользал, а сам Шешковский, не в силах терпеть и дальше, уже несся к следующему заведению.

Добравшись до Мойки, Степан вдруг осознал, что все время шел к Летнему дворцу государыни, неодобрительно покосившись на Синявского, в таком опасном месте вполне могло оказаться неприкаянное тело Дуси Самохиной, на плечах которой красовалась голова Айдархан, или, впрочем, от баб бы он как-нибудь отбился. Баба – она ведь будь хоть трижды покойница, а все же с ней полегче, чем с мужиком, в смысле, случись ему теперь драться, одного меткого удара в скулу было бы достаточно для того, чтобы голова Айдархан слетела в снег, а тело без головы уже не боец. Наверное, Антона тоже можно было бы нейтрализовать каким-нибудь хитрым приемом, но Степан просто не мог поднять руку на друга. Во всяком случае, на того, кого он уже один раз убил.