Tresor Ее Величества

Повод для нового расследования появился буквально на следующий же день после объяснения Екатерины и Степана. Андрей Чернышев умудрился прислать цесаревне записку, передав ее через знакомую гардеробную девушку. Согласно донесению, Екатерина прятала проклятое письмо в чулке, а ночью изымала оттуда и перекладывала в рукав. Шешковский умирал от ревности, но ничего не мог сделать. Екатерина строго-настрого приказала не трогать Чернышевых.

Кроме того, объяви он Андрея в розыск, Фредерика снова оказалась бы под подозрением, и тогда… Нет, он решительно не мог подвергать опасности предмет своей страсти.

– Но что он написал ей? – Страдая от ревности, Шешковский не мог себе места найти. – Скорее всего, дурацкие стишата, поэтому она и не сожгла письма и теперь носит его с собой, точно заветный талисман.

Несмотря на все ухищрения слуг, работавших на Шешковского, не было никакой возможности раздобыть проклятую записку. Впрочем, из случайно подслушанного разговора цесаревны с той же комнатной девушкой он уяснил, что Андрей всего лишь прислал список вопросов, на которые должна была ответить великая княгиня. Так что старательная и ответственная Фредерика просто боялась позабыть какую-нибудь мелочь.

Вскоре, катаясь по городу в компании придворных, цесаревна приобрела простой, но изящный серебряный письменный прибор, до этого бдительная Чоглокова забрала все письменные принадлежности из покоев великой княгини. Скорее всего, в тот же вечер она и написала ответ. Во всяком случае, проклятая записка исчезла, скорее всего, была сожжена.

Во второй половине декабря двор переехал в Москву, туда же вслед за остальными поспешил и Шешковский. Допросы Лестока, на которых он неизменно присутствовал, подошли к логическому концу, впрочем, так как государыня не желала «выносить сор из избы»: о краже жемчуга и Шакловитой в официальном обвинении не было сказано ни слова, хотя, после признания Феклы, доказать, что организатором кражи был именно Лесток, не представляло труда. Официально бывшего лейб-медика обвиняли в том, что он взял десять тысяч рублей от прусского короля, чтобы поддерживать его интересы, а также в том, что он отравил некоего неизвестного Шешковскому Этингера, который мог свидетельствовать против него. После оглашения приговора Лестока сослали в Сибирь.

Удачно, что после тяжелейшей травмы головы медикусы умудрились вытащить с того света княжну Гагарину. Вернувшись, она снова была при цесаревне, и это было хорошо, потому что Дарья Алексеевна была искренне предана своей госпоже, Шешковский же продолжал получать тревожные сигналы относительно готовящегося покушения на цесаревну. При дворе давно уже шептались, мол, немке не жить. Об этом же неоднократно сообщали через дипломатическую почту своим монархам находящиеся в России послы разных государств. Впрочем, это он сосредоточился на опасности, угрожающей его даме сердца, не реже, а пожалуй, и чаще судачили о скорейшей кончине императрицы. Тяжелая болезнь Елизаветы заставляла посланников засыпать с мыслью, что, возможно, наутро в России ожидается смена власти, и, заснув в одной стране, они рискуют проснуться совсем в другой. Поэтому, просыпаясь, первым делом господа посольские приучились осведомляться о состоянии здоровья государыни. Предвкушая блаженный миг, когда он наконец получит власть, Петр Федорович даже не пытался скрывать радостный трепет, охватывающий его всякий раз, когда всесильная тетушка отказывалась выйти на прогулку или была вынуждена отменить совет.

Глава 33. Под защитой тайной канцелярии

В МОСКВУ ЕХАЛИ следующим образом – Елизавета Петровна со своей свитой тронулась в путь первой, а малый двор во главе с великокняжеской четой – на следующий день. Приблизительно в то время, когда императрица с Разумовским и огромной свитой должна была добраться до Твери, Шешковский получил анонимный донос, согласно которому весь провиант, заготовленный для малого двора, отравлен.