Третье поколение

Все положили на стол свои пакеты. Тут было мясо, хлеб, булки, яблоки.

— Одним словом, мы с тобой вместе поужинаем и вручим тебе то, что ты, лежа в больнице, сам получить не мог. Вот, возьми свою грамоту ударника!

Портной молчал. Грамоту он взял, внимательно осмотрел ее и положил на окно. Он был взволнован и растроган.

— Садитесь же, братцы! Я сейчас буду готов.

— А что ты собираешься делать?

— Да я хоть сапоги надену, а то сунул ноги в шле­панцы...

— Ходи так, как тебе лучше. Не на свадьбу соби­раешься. Свои люди.

Портной все же надел сапоги и сел за стол. Гости ждали. Выпили по рюмке водки, налили в стаканы пива.

— Жаль, что я не знал... Хоть бы побрился... — ви­новато говорил портной. — Вот она, неаккуратность...

— Ну, видал, сколько мы тут без тебя сделали?

— Видал, когда шел.

Душа портного была исполнена благодарности. Он оглядел каждого, затем остановил взор на Нестеровиче и, глядя ему в глаза, начал говорить:

— Что я такое сделал, что вы так ко мне... Я пол­жизни своей проходил по свету, кожухи шил. И уж из­вестно — что заработал, то и проел. Все без толку — ни себе, ни людям. А тут — разве я что-нибудь такое сде­лал? Ну, муровал, ну, клал кирпичи. Там полжизни по­тратил, а тут всего несколько месяцев.

— Ты хочешь спросить, за что мы тебя уважаем?

— Да, может, я это и хотел сказать...

— Мы тебя уважаем так же, как и всех этих людей, которые тут с тобой сидят за столом. Ты, говоришь, кир­пичи клал? Вот, скажем, миллион человек работает. Один кирпич кладет, другой готовит кирпич, третий бревна обтесывает, четвертый землю пашет. Каждый делает свое, а вместе все это — одно дело. А знаешь, какое у нас тут дело? От него людям будет легче жить, и никто над человеком издеваться не будет.

— Боже мой, я сам по себе знаю. Сколько я на своем веку над собою хозяев имел, а сам никогда человеком не был.

Вскоре гости собрались и ушли. Один Нестерович остался.

— Послушай, как это ты тогда свалился? — спро­сил он.

— Как свалился? Доска пошла вниз, как же я мог удержаться?

— А как доска могла пойти вниз? Она ведь лежала на перекладине?

— Говорили, что сама перекладина пошла одним кон­цом вниз. Но мне тогда не до того было, чтобы смотреть...

— Перекладина была прибита. Она должна была дер­жаться крепко.

— Да вот же не удержалась.

— Когда начали осматривать, то увидали, что кто-то вытащил гвоздь, только ржавая дыра от гвоздя оста­лась. Может быть, кто-нибудь зуб на тебя имел и нароч­но так подстроил?

— А за что на меня злиться? Я, кажется, никому ни­чего плохого не сделал.

— Может быть, ты кому-нибудь мешаешь?

— Да нет как будто. Ни на чьей дороге не стою.

— А ведь вот Наумысник твою хату развалил. По­чему бы это?

— Может быть, случайно так вышло. Я этого На­умысника не знаю, и он меня не знает. Что ему моя хата? Я-то, признаться, на него сначала злился, и даже очень. А потом решил — чего эту хибару жалеть? Сидел бы в этой трухлятине до сих пор, а теперь, сам знаешь, квартира у меня как полагается.

— А ты Наумысника видел когда-нибудь?

— Нет, никогда не видал.

— А лазил он как раз в то время, когда тебя там не было.

— Скажи, пожалуйста! Будто нарочно время вы­бирал.

— Вот видишь. А потом он работал на том самом углу, где раньше работал ты.

Портной рассмеялся:

— Так разве это может быть? Станет он меня с лесов скидывать, чтобы самому на мое место встать? На что это ему, когда здесь какой хочешь работы полно везде и всюду!

— Может быть, и так. Мы, понимаешь, стараемся узнать, кто это с тобой так поступил... Хорошо еще, легко отделался. -

— Известно. Могло быть хуже.

— Ты как насчет работы думаешь?

— Думаю, завтра. Как там с кладкой кирпича? Ecть еще?

— Сколько хочешь.

— Завтра пойду,

— А вечером приходи ко мне, чай будем пить.

— Обязательно приду. Что мне целый вечер делать!

Портному и в самом деле не сиделось дома, его тя­нуло к людям, он неохотно оставался один. На следую­щий день, придя с работы, он часа два отдыхал, наслаж­даясь чистотой своей постели, а за полчаса до захода солнца пошел к Нестеровичу чай пить.

Нестерович давно уже ждал его и был не один. Встре­тив в этот день Наумысника, он сказал ему:

— Зайди под вечер; если хочешь, дам справку. Прав­да, конечно, дочку надо учить.

Наумысник не поверил в искренность этих слов и не­которое время раздумывал, что ответить и как поступить. Он чувствовал свой промах: из-за этой справки на него поглядывали косо, подозревая за ней что-то другое. Луч­ше было бы справки не брать, да и тогда не следовало говорить о ней. Но сейчас не взять ее тоже нельзя: странным покажется такой неожиданный поворот. А, с другой стороны, справку все-таки стоит иметь. «Посмо­трим, как там будет. Разговор покажет. Сходить к нему, во всяком случае, нужно, чтобы ничего не думали».

И Наумысник сказал:

— Я, признаться, передумал. И правда, разве дочка не может одна поехать учиться? Буду работать, мне тут неплохо.

Это было сказано так спокойно и рассудительно, что совсем сбило с толку Нестеровича. «Может, он и в са­мом деле правду говорил? Однако же пускай зайдет».