Третье поколение

На столе стоял чай. Наумысник медленно помешивал ложечкой в стакане, он был совершенно спокоен. Не­стерович пил чай и в промежутках между одним глотком и другим писал справку. Несколько раз и вовсе бросал писать и, не торопясь, пил чай. О том, что портной вер­нулся из больницы, Наумысник еще не знал. Творицкая, как и все это время, была далеко отсюда. А самому ему уже недолго оставалось тут быть — еще месяц или в крайнем случае два, к тому времени окончится назна­ченный ему срок. А тогда у него и без Нестеровича будет любая справка, какую он сам пожелает. Сейчас, когда уже приближалось назначенное время и все у него шло хорошо, Наумысник не сомневался, что удирать ему ни­куда не придется, что все обойдется благополучно. Бы­вали, конечно, тревожные моменты, но в последнее время довольно редко.

— Так давать тебе справку или нет? Может быть, не надо?

— Может быть, и не надо. Останусь тут, и ладно.

«Так спокойно говорит; может, все это чепуха, что я о нем думаю?»

Смеркалось. Вошел портной.

Возле окна стоял большой шкаф. Он заслонял свет, и до самых дверей тянулась от него полоса тени. Самое же окно было еще все в отсветах заката. Этот контраст еще больше сгущал сумрак у дверей. Так что прошло несколько минут, пока Наумысник узнал портного, кото­рый тем временем тщательно вытирал сапоги о соломен­ную подстилку у входа.

— Здорово, здорово! — сказал Нестерович. — Кстати пришел: может быть, подпишешь справку за секретаря? Ты, как ударник строительства, имеешь право подписать.

— Отстань, никогда я ничего не подписывал!

Наумысник насторожился, услыхав знакомый голос.

Покуда он в тревоге старался вспомнить, кому принад­лежит этот голос, Нестерович начал громко читать: «Дана сия ударнику Наумыснику...» Он прочел всю справку.

— Ну, иди, подписывай. Тут и сам Наумысник сидит.

Портной вышел из полосы тени, стараясь разглядеть наконец пресловутого Наумысника. Тот, увидав портно­го, шарахнулся в сторону.

— Вот это и есть Наумысник? — протяжно произнес портной, протирая глаза и самому себе не веря. — Не­стерович не спускал глаз с обоих. — Вот он, оказывается, какой! Хорош Наумысник! Бог ты мой, что ж это такое творится? Здорово, Степуржинский!

И протянул ему руку. Но вдруг о чем-то подумал, нахмурился, стиснул зубы и отступил на шаг.

— Это ты, стало быть, Наумысник?

Так портной и остался стоять несколько минут, охва­ченный новой и неотвязной мыслью.

2

Это и в самом деле был Степуржинский. Портной не ошибся. И тем не менее он не так уж и удивился. Слу­чись это раньше, в обычной для него обстановке, портной охал бы, раскачивался и беспрестанно повторял бы: «Браточка, и что ж это на свете творится!» А сейчас портной привык ко всяким неожиданностям: стояла испокон веку хата — ее развалили; был он всю жизнь порт­ным — стал каменщиком; раньше тут вековали Тетеревские гати и торчали на солнце Две Хаты, а теперь создается нечто небывалое: узкоколейная железная до­рога, шоссе, корпуса каменных домов, и везде полным-полно рабочих. Сам он, когда ходил по свету, чуть ногу натрет — устилает, бывало, сапоги соломенными стель­ками, а тут свалился с высокой стены и думал только о том, как бы выжить. Думал, что сын будет бродячим портным, а дочь выйдет замуж за какого-нибудь гонтаря и будет примешивать к молодой коре покупную муку. А на деле оказалось, что сын — инженер, а дочь — врач. Все изменилось на свете, и портной утратил спо­собность удивляться.

В первую минуту он было протянул Степуржинскому руку. Однако тут же спохватился, отступил на шаг и повысил голос. В голове возникла ясная, логическая мысль: «Вот, стало быть, кто развалил мою хату! Черт с ней, с этой лачугой, но зачем он это сделал? Когда я шил у него кожухи, то рассказывал, откуда я родом, рассказывал про эту местность, про здешних людей. Он знал, что я местный, что в последнее время здесь пу­стует моя хата. Значит, боялся, как бы я его не узнал, когда явлюсь сюда? А если хаты не будет, то хоть и яв­люсь, да, не имея крова, снова уйду отсюда?»

— Врешь! — закричал портной. — Я тут нашел при­ют, да такой, какой мне и не снился никогда!

— Какой приют? — спросил Нестерович, видя, что портной замолк, как человек, уверенный в том, что он все сказал и что всем это ясно.

— Я же сказал...

— Может быть, ты подумал, а не сказал...

— Может, и подумал. Я же говорю...

И портной поделился своими мыслями. Нестерович видел, что Степуржинский уже давно не сидел, он стоял, прислонившись к шкафу, белый как полотно. Нестерович прервал портного:

— Может быть, ты ошибся? Ведь это же Наумысник, а не Степуржинский..,

Нестерович с большим интересом следил за своими гостями.

— Значит, переменил фамилию. Потому что он кулак. Я у него кожухи шил, видал. Хаты мне не жалко, но за что ты меня с лесов скинул?

— Я тебя скинул с лесов?

Прямых доказательств, конечно, не было, тут можно было только строить более или менее вероятные предположения. Тем не менее и портного и Степуржинского удивил тон Нестеровича: