Машина остановилась километрах в двух от постройки, чтобы взять какую-то поклажу. Портной пошел пешком. Ему приятно было размяться, нога была уже совсем здорова. После продолжительного лежания в больнице он вновь возвращался к тому, с чем успел сжиться. Голова была как в тумане. Он так забыл обо всем, что оказался во власти иллюзии: представилось, что он возвращается домой, как бывало, после шитья кожухов. Сейчас войдет в свою хату, погорюет о том, что тяжко жить на свете, сын начнет говорить, что у него нет сапог, дочка станет плакать, что одеться не во что. Он достанет заработанные деньги, сосчитает, начнет прикидывать, — нет, не хватит на сапоги сыну и на платье для дочери! Так, можно сказать, всегда встречал его дом родной.
От Тетеревской гати он стал подниматься на пригорок. Гать мокла и гнила. «По ней теперь не ездят, на нет пошла». Так думал портной, не испытывая по этому случаю ни радости, ни грусти. Он просто отмечал факт. В четверти километра от гати, за осушенной частью болота, тянулась высокая насыпь и лежали кучи щебня. Здесь будет шоссе. Поднявшись на взгорье, портной остановился. Перед ним неожиданно развернулась панорама. Ее трудно было всю охватить взором, и он стал перебирать детали. В непосредственной близости от себя он отметил то, что как будто не имело отношения к общей картине, заросли чертополоха и лебеды. Над буйно разросшейся зеленью возвышалось несколько стеблей конопли. Кругом кишмя кишели воробьи. Это было место, где когда-то стояла хата портного. «Постой... Ага!.. Ну ладно... Сын теперь, слава богу, обутый, и дочь одетая. Он — инженер, она — врач... И без моих стараний так вышло». Впереди виднелся корпус электростанции. А вон и угол стены, на котором он работал. Теперь только несколько человек стояло наверху. «Крышу, что ли, собираются крыть?» Работа шла преимущественно внизу. В шеренгу стояли горны и наковальни. Из-под кузнечных молотов сыпались искры, под пилой скрежетало железо. Направо стояли готовые жилые корпуса. Неоштукатуренный кирпич отливал на солнце багрянцем. Пахло смолой, вверх шел дым и вспыхивали языки пламени. Рабочие размешивали кипящий асфальт. Наскоро сколоченные из досок, тянулись один за другим столярные верстаки. Подойдя поближе, портной услышал повизгивание рубанков.
— Ого-го! Наш каменщик пришел! — шумно приветствовали портного рабочие.
— Ну, как здоровье?
— Скоро на работу встанешь?
— Что же ты пешком? Садись, отдыхай, братец!
К нему подбегали люди, наскоро здоровались и возвращались к своей работе. Портной стоял взволнованный и не знал, что отвечать. Присел, покурил, потом пошел искать Нестеровича. Не нашел его и, усталый, направился к себе на квартиру, неуверенный в том, что она не занята. «Целы ли хоть вещи? — думал он, входя во двор. — Так и есть, окно открыто!»
Обиженный тем, что кто-то посягнул на его права, портной влетел в дом. Двери его комнаты были заперты. Вошел в соседнюю комнату. Там было двое детей. «Ага! Творицкая еще на торфе». Мальчик достал из ящика ключ и подал ему:
— Дядя, это вы портной из больницы?
— Я. А что такое?
— Моей маме на строительстве сказали, что вы сегодня приедете. И еще ей на строительстве сказали, что засчитают три часа работы за уборку вашей квартиры. Моя мама работает на строительстве.
— Тебе сколько лет? — спросил портной, и лицо его расплылось в улыбке.
— Семь... И папа мой тоже на строительстве.
— Вишь ты...
Портной открыл свою комнату и, вошел. Чисто вымытый пол был еще влажен. На кровати — простыни, наволочки — только что из-под утюга. На подушке лежало новое белье. На полу возле кровати постлан коврик из отороченного черным серого сукна. На столе — скатерть.
— Откуда все это взялось? Боже мой!
— Мама велела вам сказать, что это вам от строительства премия. Тут давали премии всем ударникам, а вы про это не знаете, потому что лежали в больнице, Я вас дожидался, а теперь мне можно уже уйти?
— Иди, конечно! Ты, брат, молодец!
Портной скинул сапоги, обтер их тряпкой и поставил у порога. Надел домашние туфли, еще раньше им самим сшитые, и, волнуясь, раздумывая и сдерживая переполнявшее его чувство благодарности ко всему живущему на свете, прошагал по комнате чуть ли не до самого вечера. За полчаса до захода солнца портной услыхал во дворе голоса. Окно все еще было открыто. Он высунулся, чтоб посмотреть. Портной увидел того самого каменщика, который вместе с ним упал с лесов. Тот в больнице не лежал, он скоро поправился и уже больше месяца работал. За ним шли еще два знакомых каменщика, а потом еще человек шесть. Был среди них и Нестерович. «Куда это они?» — подумал портной.
— Здоров! — крикнули все хором.
«Пока не прошли мимо, может поблагодарить их за заботу обо мне?»
Но они тут же завернули к нему на крыльцо. Портной заметил, что каждый из них держит что-то под мышкой. Нестерович — тоже. Все вошли в комнату.
— Вот ты и дома! — сказал Нестерович. — Здоров, сосед!
— А мы к тебе! — торжественно произнес один из каменщиков и обратился к остальным: — А ну, выкладывай, хлопцы!