Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии

Но вернемся в город на Нерке. Дело было как раз после Первого мая. На демонстрации по проспекту Октябрьской революции и площади Ленина Наташе, как неотличнице, не доверили нести шелково-кумачовый флаг на алюминиевом древке. Обременительная эта честь досталась Насте, которая тут же вручила знамя одной из союзных республик своему новому приятелю – приятному парню, чем-то, по мнению Насти, смахивающему на Нуми. Он учился в соседней 49-й школе, носил смешной пробор и незнакомые с бритвой татарские усики – кстати, мать его была уроженкой Казани. Шагая вместе с ними после манифестации домой, Наташа дала провидению возможность взвести пружину – шальной грузовик забрызгал грязью ее новую голубую курточку, немало девочку этим огорчив. Но день был отличным, и ко всему прочему, продемонстрировал возлюбленной дракона симпатию окружающих. Серега Кирюхин под руку с Ленкой из седьмого «А» поздоровался с Наташей и, спросив, не увлекается ли ее приятель роком (после долгих раздумий Сергей купил магнитофон «Юпитер-202», решив обзавестись летом мотоциклом), доверительно сообщил, что «трепач и дерьмо» Ходьков приставать не будет, «не то я его лично заречкинцам отдам». К мальчишкам с полностью человеческими родителями Наташа не была взыскательна по причине усиливающегося равнодушия, и поблагодарила, пообещав достать Кирюхину качественные стереозаписи «Дип Пёпл» и последний концерт «Эй-Си/Ди-Си». Сергей и Ленка просияли. А утром второго мая, вспомнив о грязной голубой курточке и легкомысленно не подумав о последствиях, Наташа надела подарок японского рыбака. Спуск был нажат, и освобожденная скоба-убийца полетела на жертву. Совсем как нож революционного изобретения доктора Гильотена…

До этого никто из учителей не обращал внимания на необычность Наташиных сережек. Да и трудно, не приглядевшись, заметить не существующий на Земле цвет. Сейчас, однако, серьги лежали на столе директора 130-й школы, который брюзжал на Наташу:

– Мало мне хлопот с Новиковой Мариной, а тут еще и ты! Куртки с империалистическими эмблемами! Драгоценности в ушах! Ты не думаешь, что нарушаешь школьную ДИСЦИПЛИНУ?!

Наташа подумала, что знает кое-кого, кто действительно умеет разговаривать внушительными печатными буквами.

– Позвать сюда Ларису Васильевну! – громыхнул директор на секретаршу.

– Сию минуту, Прохор Матвеевич, – пискнула та и мышью юркнула за дверь.

В коридоре она встретила слонявшегося без дела после звонка восьмиклассника.

– Ходьков, позови химичку к товарищу директору, – авторитетно распорядилась она.

– Зачем? – последовал наглый вопрос.

Над секретаршей измывались все – от последнего оболтуса до самого директора.

– Не знаю, – дернула она плечами. – Опять что-то Балевская ваша напортачила.

Услышав ненавистную фамилию, Вовик встрепенулся, мигом оценил обстановку и, слегка прихрамывая[31], рысью направился в 60-й кабинет. Глаза его мрачно сверкали.

– Что это такое, Лариса Васильевна?

Химичка долго рассматривала сережку, косясь на стоявшую Наташу. Девочка выглядела особенно хрупко и несчастно.

– Ну?

Лариса Васильевна подняла голову.

– Не знаю, – растерянно сказала учительница, когда-то мечтавшая о научно-исследовательском поприще.

– Так берите одну и узнайте!

Химичка вышла, бросив полный сострадания взгляд на Наташу.

– Проконсультируйтесь с Иваном Никанорычем, – крикнул ей вслед директор. – Явно сама не справитесь!

Учительница вспыхнула и едва удержалась, чтобы не хлопнуть дверью. Директор забарабанил толстыми пальцами по столу. Наташа подумала, что под барабанный бой в далеком 1792-м летели в корзину головы на площади Бастилии, и ей стало несказанно тоскливо и одиноко.

– Откуда взяла? Не слышу?

– Подарок, – пролепетала Наташа.

– От кого? Говори громче!

Окрик вырвал у Наташи уличающее признание:

– Мальчик… На балу Восьмого марта… Танцевали…

– Кто такой?

Наташа молча плакала. Директор брезгливо смотрел на нее. Но когда по щекам Наташи не потекла тушь, он нахмурился еще пуще: импортный грим, тьфу! Прохор Матвеевич не допускал мысли, что Наташе никогда не требовалась косметика – ни отечественная, ни импортная. Просто она была красива. И вовсе не нужно было быть драконом, чтобы это заметить. Но как-то уж повелось, что раз не криклив, так значит, не красив. А директор был из тех представителей рода человеческого, который никак не мог взять в толк, почему люди на «гнилом Западе» отдают бешеные деньги за картины и прочую бесполезную муру. (Мы тоже не понимаем, как красоту можно оценивать деньгами, но это другое дело.)

– Выдь в коридор и никуда ни шагу, – приказал директор.

Словно сквозняк вынес девочку за дверь, но не остановившись, она побежала в туалет – ее тошнило. Узнай это, директор прибавил бы к обвинениям еще одно. Как и остальные, оно было абсолютно несправедливым – Наташа в ту пору могла бы смело скакать на мифическом Единороге[32], но, как будет позже сказано, справедливости нет во всех доступных мирах… В дверь кабинета робко постучали.

– Да?.. По какому вопросу, Ходьков?

Капкан с лязгом захлопнулся.