Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии

Убоявшись гнева начальства, роль Наташину в этом деле в спешном порядке на время замяли, затушевали и принизили. Затем занялись накапливанием полезной информации. Переворошили семнадцатую школу. И седьмую. И двадцать седьмую. Сорок седьмая была давно снесена под новострой, сто семнадцатая так и не выстроена, номер 127 была образцовой и для детей вельможных родителей. Тридцать седьмая являлась интернатом и все время находилась на виду, но перепроверили и ее. Наобум сказавший слово «семнадцать» Нуми вызвал переполох не только в Зареченском районе города, но и в смежных ему. Роясь в учебных заведениях, органы налетели мимоходом на скандальные случаи, связанные с участковой милицией, коим просто места нет в нашей сказке. Однако «Никиту», чей фоторобот обессонивал оперативникам ночи, не обнаружили ни в ПТУ, ни в институтах, не находили его даже в соседних городках и поселках. Разумеется, были задержаны с полсотни пацанов и молодых мужчин.

Наташа на очных ставках упорно смотрела в пол. Приходилось довольствоваться Владимиром Ходьковым и его командой, люто возненавидевшей его за все. А между тем, невзирая на худо-бедность сведений, те-что-надо твердо подозревали неладное.

«Ну черт подери, прямо Мастер и Маргарита какие-то!» – в сердцах сказал один чекист, крепко выругавшись.

Другой посоветовал ему заткнуться и лучше работать.

«Съездить пигалице по сопатке, поорать на нее часик – все выложит», – добавил бесплатно второй сотрудник.

Первый кисло умолк. Но сколько ни занимались делом, угрозами и обещаниями серьезные товарищи, документировано было пока следующее: удельный вес материала Наташиных сережек на 21.05 второго мая был 24.9 – выше, чем у осмия. Третьего и четвертого мая плотность загадочного вещества плавно спустилась по лесенке платина – золото – уран – ртуть, просто издеваясь над лаборантами, сначала расплавившись при девятистах градусах по Цельсию и затвердев при тридцати семи. Потом каверзный материал вообще не стал плавиться, пока болометр установки не отсчитал предел аппарата из девяти тысяч семисот градусов, и наконец, угомонившись, паскудное вещество остановилось на 8000 С плавления[42]. Ученые психовали от его свойств, но уж мы-то, Читатель, догадываемся – это просто сказывался эффект Нуминого заклинания, а если сережки и продолжали чудить, то было это следствием того, что юный дракон несколько переборщил. Бывает с каждым.

Пятого мая вся аппаратура и анализы признавали в незнакомом материале обычный свинец. Только чересчур уж твердый. Но он стал мягче, как положено, утром шестого мая. В ответ на запросы в Москву, Киев и еще одно место где-то между Прутом и Камчаткой, дальнейшие исследования глубоко засекретили. Незадолго до этого стало ясным, что нигде на заводах города подобное вещество не производили и им не пользовались ни под каким видом.

Допросили Наташиных родителей. Кроме фактов, что Наташа порой довольно громко разговаривает во сне и не ходит в туалет ночью, ничем другим поживиться не удалось. Ах да, еще девочка совершенно перестала болеть. Чье-то предложение обследовать Наташу у гинеколога, психиатра и гипнотизера необычайно и незаметно потонуло в дискуссии между отрабатываемыми версиями. Так, маясь и буксуя в болотах догадок и гипотез, органы не предприняли ничего. Вне поля их компетенции долгие годы еще из подземного НИИ – того самого, что находился где-то между Калининградом и Новосахалинском – вывозили на автобусах партии очкастых научных работников по санаториям с обитыми поролоном стенами и огромными запасами торазина и гексаналя[43]. И дождалось так местное отделение ГБ даты тринадцатого мая. А к 03.00 четырнадцатого кому-то сдернулась с разума пелена отупления, и голова его родила гениальную идею: взять пробы Наташиной крови и вообще детально обследовать девушку в Курганном. Однако ровно в 03.29 органы поняли, что опоздали. Устный доклад посланной группы сводился к повергающему в смуту и бешенство надрывно-отчаянному высказыванию: «Как хапун[44] уволок!» И скрипнул тогда некто зубами, ощутив, как погоны, о коих мечталось, издевательски упорхнули с его плеч. Остался только строго-несгибаемый взгляд портретного Феликса Эдмундовича Дзержинского. Сотрудник отвернулся.

* * *

Ночью с тринадцатого на четырнадцатое мая было необычайно душно. Вечером гроза подмяла город, отказав ему в свежести.

Наташе снилось, что в маленькой ее комнатушке стоят в темноте две фигуры, одинаковые, как ложки, но в различных одеждах, и разговаривают свинцовыми голосами на незнакомом языке, который тем не менее девочка понимала.

– ГОВОРИ ПОТИШЕ, РАЗБУДИШЬ ЕЕ.

– НО ВЕДЬ ЗА ТЕМ-ТО МЫ И ПРИШЛИ, МОРТУС. С КАКИХ ЭТО ТЫ ПОР СТАЛ ТАКИМ ЗАБОТЛИВЫМ?

– ТЫ ЧЕРСТВЕЕШЬ В ЭТОЙ ВСЕЛЕННОЙ, КОЛЛЕГА. МОЖЕТ, ПОРА В ОТПУСК?

– КУДА ТАМ… ВОТ СТОЮ Я СЕЙЧАС С ТОБОЙ, ПРОХЛАЖДАЮСЬ, А БЕЖАТЬ НАДО В ТРИСТА РАЗНЫХ МЕСТ… ДА И КАК НЕ ОЧЕРСТВЕТЬ В МИРЕ БЕЗ БОГОВ, НО С ОРУЖИЕМ МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ?

– НУ, ПРЕДПОЛОЖИМ, НАЛИЧИЕ БОГОВ НЕ ВСЕГДА СПОСОБСТВУЕТ ЦИВИЛИЗОВАННОСТИ. ДА И САМИ ОНИ ПОРЯДОЧНЫЕ СТЕРВЕЦЫ…

Молчание.