Третья часть Великого похода. Сброшенные хвосты. Отданные долги.

Сегодняшний день отличался от прочих, стал яркой вспышкой в бесконечной череде одинаковых, наполненных позором и болью дней. Сначала неожиданные посетители: эльфийки с другого континента, присматривающие за ними гвардейцы и... дроу. ДРОУ!!? Самая ненавидимая эльфами раса! САМАЯ!!! Даже орки и они хопеши не вызывали у эльфов такой ненависти, как побежденные, но не покорившиеся упрямцы эльфийской расы, что от обиды и из мести так перекроили себя, что перестали эльфами быть, создав совершенно новую и крайне враждебную эльфам расу! И вот дроу, ДРОУ(!), спокойно гуляет по городу эльфов, и королевские гвардейцы не смеют ей грубого слова сказать — удивительная вещь! Такая же удивительная, как жалость и уважение в глазах ее спутниц-эльфиек, не ненависть и презрение как во взглядах ЛЮБЫХ виденных до того эльфов, не страх, как в глазах тех, кого Ойре и ее подругам доводилось убивать во время набегов на отнятые проклятым племенем земли предков, не похоть, что горела во взглядах ''навещавших'' их во время пленения ублюдков, а жалость и уважение... А еще подаренное одной из эльфиек печенье, от воспоминания о котором у Ойры непроизвольно и громко забурчало в животе и навернулись слезы на глаза, благо вокруг стояла тьма, и проклятые ублюдки не могли увидеть соленых капель на ее ввалившихся от голода щеках. Потом, через некоторое время после того как ушли обычные гвардейцы, дроу и странные эльфийки, в городе начался серьезный переполох — со всех сторон послышались крики и гам, забегали горожане, солдаты, стражники, гвардейцы, в небо поднялись черные дымы пожаров, его озарили непонятные вспышки, а откуда-то издалека раздался дикий грохот! Все пленницы напряглись, припали к прутьям клетки, пытаясь по косвенным признакам и услышанным фразам понять, что происходит в городе! Неизвестно как у остальных, но у Ойры на мгновение мелькнула безумная надежда, что это свои, что это хопеши напали на город, чтобы их освободить! Мелькнула, заставила сердце биться быстрей, опалила душу огнем надежды... и тут же ушла, не выдержав испытания разума, что хоть и ослаб за время плена, но так и не скатился в пучину безумия — как бы Ойре не хотелось поверить в своих, она прекрасно понимала, ее народ слишком слаб, чтобы выступить против эльфов в открытую, тем более напасть на один из их городов, тем более на столицу, тем более когда рядом с ней находится лагерь собранной со всей страны армии... двух армий, если учесть пришедших на помощь королевству союзников. Как бы они не бахвалились перед сегодняшними посетительницами, удел их народа — набеги и месть, вряд ли они теперь способны на что-то большее. Да и набеги последнее время стали редки, по причине того, что большинство отправлявшихся в них отрядов не возвращались домой (судьба отряда, в котором состояла Ойра яркий тому пример). Надежда на то, что новые союзники королевства напали на столицу и в хаосе штурма и битвы им удастся сбежать, тоже приказала долго жить — вскоре все успокоилось, дымы исчезли, ни вспышек, ни грохота больше не наблюдалось, горожане перестали бегать и вновь начали ходить, с их лиц исчезла тревога, позже на улицах появились усиленные патрули солдат. Пленным же хопешам вновь осталось лишь влачить мучительное и жалкое существование в руках своих врагов, с нетерпением ожидая смерти как избавления от мук...

Не желая доставлять удовольствие врагам, Ойра старательно стерла слезы с лица и попыталась снова заснуть — как и для подруг сон для нее оставался единственным средством от боли и голода, от невыносимой действительности вокруг нее. Благословенный богами сон... не шел, болел желудок, старые раны, зубы, плохо сросшиеся кости ног, в бессонных мыслях царили тьма и тягостное отчаянье, а еще надежда. Не на спасение, нет, на то, что перед походом эльфы захотят принести жертвы богам и ей с подругами посчастливится ими стать. Надежда на быструю смерть — единственное, что им осталось! А единственное, что они могут, так это не дать гнилой листве насладиться их слезами, отчаяньем, болью и страхом, НЕ ДАТЬ до самого конца!

Ей почудилось движение во тьме, совсем близко, рядом с клеткой и с ней! Именно почудилось, так как никаких звуков она не услышала, а запахи она совсем перестала ощущать, после того как ей сломали нос, когда она в очередной раз сопротивлялась при очередном изнасиловании. Но духи с ними с запахами — тут все ясно... но слух ее до сих пор не подводил! Ойра осторожно повернула голову... вздрогнула, крепко зажмурилась, опасаясь, что изможденный голодом и бессонницей разум сыграл с ней злую шутку. Открыла глаза... и вновь уставилась на не спешившего исчезать лесного эльфа в сливавшемся с темнотой плаще. Бесшумный как призрак эльф неподвижно сидел на корточках прямо перед клеткой и в свою очередь смотрел на нее. Ойра как во сне протянула руку сквозь прутья и пощупала эльфа за коленку — ощутила ткань и теплую плоть под ней. В глазах эльфа мелькнуло удивление, но он ничего не сказал и не отстранился.