Вир рассекал воздух Мира мечом, словно сражался с невидимым врагом. Он обнаружил меч на вершине Кристалла и принял его как неизбежность, и принял свою судьбу как неизбежность. «Это меч Вира. Значит, я должна владеть им, хотя думаю, что Богу для этого не надо учиться». И каждую ночь, пока Боги спали, Вир учился владеть мечом, не подозревая о том, что этим мечом будет пролита кровь Бога.
Рассекая воздух мечом, Вир думал, что обучение в Мире завершено, что узнал уже многое для того, чтобы принять свое высшее происхождение, что сделает еще больше, чтобы доказать самому себе свое высшее происхождение. «Все любят Вира. Иларий утверждает, что сам Вир никого не любил. Не думаю, что Иларий прав. Здесь какая-то тайна. И я ее разгадаю».
- Вир, ты все-таки взял в руки меч, - пред ним появилась Богиня. – Я Глория. Ты забыл меня? Не поверю. Не-Бог не мог уснуть так, как уснули Боги, а ведь сон – это твоих рук дело. Что ты видел во тьме, Вир?
- Это было затмение солнца. Открылась дверь. Я сделал шаг.
Глория посмотрела в глаза Вира.
Их глаза впервые встретились.
«Открытые, чистые, излучающие свет. В них нет Вира. Это не Вир!» - мысль молнией пронзила сознание Глории.
Вир пристально смотрел в глаза Глории, как будто в них искал что-то близкое, искал себя. И что-то действительно близкое и родное было в том, как эти глаза улыбались, что-то слишком знакомое Вир увидел в том, как эти глаза стали печальными. «Гостек! У него эти же глаза, такая же манера держать голову и такие же руки – руки скрипача. Гостек – двойник Глории?! Вот мы и встретились, - Вир не знал, то ли радоваться, то ли бежать от этой встречи. – Разве можно скрыться в мире Богов? Я открыт как на ладонях, на ладонях Глории».
- Ты не Вир! – крикнула Глория. – Кто ты? И где, где Вир?
- Я не Вир, я человек, двойник Вира. Где Вир я не знаю. Дверь открылась, и мы прошли сквозь друг друга. Иларий говорит, что Вир стал Пустотой.
- Пустотой…- произнесла Глория. – Ты Ванда Колодзей, художница?
- Да.
- Тогда ты должна знать Гостека. Он любит тебя. Вир не позволял мне любить его здесь, в Мире Богов, и я создала свой двойник в Мире Воплощений, чтобы хоть так любить Вира.
- Глория, ты думаешь, он действительно стал Пустотой?
- Вероятно, ведь это мечта каждого Бога…
Их глаза встретились, их тела впервые прикоснулись. Золотая Сфера отразила поцелуй.
В Золотой Сфере отражалась Богиня Глория и новый Бог Вир, Бог с человеческим сердцем.
Мелодия прозвучала в пятый раз. Гостек перестал танцевать и вышел из круга. Ванда опустила бубен – и наступила тишина. Марек стоял рядом с Вандой. В его глазах художница прочла: «Я готов повторить еще пять раз, только не исчезай». Вместо улыбки и слов благодарности Ванда у всех на виду искренне, отчаянно, страстно поцеловала Марека. Лица друзей отразили этот поцелуй. В них отразился счастливый Марек и новая Ванда, художница без человеческого сердца, Бог, переставший быть Богом.
Двери громко хлопнули. Это ушел Гостек, ушел в гневе.
- Навсегда? Навсегда, - сама себе ответила Ванда.
Ванда с головой ушла в работу. Академия – мастерская, мастерская – академия. Между ними – публикации, лекции, выступления, научные и творческие командировки и… сон. И если бы в сутках было больше, чем 24 часа, Ванда сказала бы «спасибо». «Что ж я не воплотила сутки на 28, а лучше на 32 часа. Хотя это нецелесообразно, люди не знают, чем заполнить 24 часа, не говоря уже о большем времени». В одном из таких «между» Марек предложил Ванде издать книгу избранных стихов. Художница не приняла эту затею серьезно: книга автоматически вешала на нее новый ярлык – поэт, и новая роль тоже требовала бы времени на ее исполнение. А ее, Ванду, более интересовало «распятие», о котором она узнала в Мире Богов, Огненная пустыня, в которой находилось ее сознание последние две недели, да и встречи с поэтами не оставили в ее душе приятных воспоминаний для того, чтобы стать «собратом по перу». Марек все же был настойчив: Ванда делилась с ним своими новыми мыслями, читала новые стихи, слушая, он пророчил ей великую славу поэта. Ванда улыбалась в ответ, но не переставала писать.
Чем больше событий происходило во внешней жизни, чем больше людей встречалось ей на пути, тем глубже сознание уходило в Огненную пустыню, тем ярче там пылал огонь.
«Что хочет мне сказать Пустыня? Что горит в ее огне?»
Чтобы разобраться в себе и ответить на вопросы, Ванда попросила в ректорате две недели на отдых и променяла столицу на родное тихое местечко, на Старый замок.
Ванда сняла обувь и босыми ногами зашагала по дороге. День был жарким – вечер стал теплым. На дороге ни души. На небе – огненный закат. Ванда пошла на огонь. Вот уже и Старый замок растворился в огненном тумане, а Ванда все шла и шла.