Третья древняя, или И один в поле…

Он догадывался, какой отчёт о проведенной явке получит Москва из местной легальной резидентуры, но полагал, что ему, несмотря ни на что, удастся отстоять свои позиции. Но Центр молчал или делал вид, что ничего не замечает, и несколько месяцев он работал более-менее спокойно. Конечно, ему было трудно разрываться между двумя странами, но главное, он регулярно встречался с Тиной и исправно получал от неё весьма важную информацию. На похвалы Центр не скупился.

Пожалуй, это был самый счастливый период в его командировке, да и вообще в жизни.

Беда пришла неожиданно.

Центр без указания каких бы то ни было причин предлагал законсервировать на время всю работу со связями, включая «Стеллу», и незамедлительно выехать в Москву для консультаций. Такие указания всегда приходят не во время, но обсуждать его у него не было ни оснований, ни времени. Он быстро «закруглил» свою деятельность и вылетел в Копенгаген, чтобы, попрощавшись с Тиной, оттуда выехать в Москву.

Тина восприняла отъезд без особой радости, но и без особого надрыва. Она сидела на кровати в его номере гостиницы и с интересом наблюдала за тем, как он переупаковывает вещи.

— Когда мы опять встретимся? — спросила она его.

— Думаю, через недели две-три.

— Ну что ж, — вздохнула она, — я буду тебя ждать. Я уже к этому начинаю привыкать как к неизбежному в наших отношениях.

Он тоже не испытывал особых волнений и даже не подозревал, как наивен он был в своих предположениях об истинных мотивах отзыва из командировки.

А утром он ушёл от неё, не попрощавшись.

— Мы не будем называть это моральным разложением, потому что слишком хорошо знаем и ценим вас, как преданного сотрудника и честного человека, — сказал ему один большой начальник на первой же беседе на конспиративной подмосковной даче, — но усматриваем в вашем настоящем поведении элементы утраты бдительности. Считаем для вас полезным немного успокоиться, отдохнуть и посмотреть на свою работу со стороны.

— Вы полагаете, что я не справлюсь с ситуацией? — выдавил он из себя. Он был настолько подавлен и ошарашен беспардонной надуманностью предлога, под которым его отозвали из командировки, что не смог сказать и слова в свою защиту или в защиту «Стеллы».

— Да, мы полагаем, что ваши отношения зашли слишком далеко, а в разведке, как в любой другой агентурной работе, всякий дуализм в отношениях с завербованным человеком, опасен. Особенно это надо иметь в виду с женской агентурой. Пока у вас всё складывалось нормально, но это до поры до времени — поверьте нам.

Глеба Дубровина не было на месте, он отлучился в какую-то командировку, поэтому поддержать его было некому. Он как во сне дал уговорить себя и первые дни в Москве пребывал в каком-то подвешенном состоянии. Ему всё стало безразлично. На неопределённый срок ему закрыли возможность выезжать на Запад, а потом ему на замену стали готовить «Марту».

…Решение пришло совершенно неожиданно. Он должен вернуться туда и попытаться разыскать Тину. Он не может оставить всё так, как получилось. Он объяснит ей, раскается, попросит прощения — всё, что угодно, но только не оставлять на совести груз вины и не выглядеть в её глазах подлецом и негодяем. Пусть Тина давно разлюбила его — это не важно. Покаяние — вот, что ему нужно. И как он раньше до этого не додумался! Выпустят ли его за границу? А почему бы и нет, сейчас всех выпускают, к тому же с момента его увольнения из службы прошло уже несколько лет. Надо позвонить Дубровину и поинтересоваться, могут ли с этой стороны быть препятствия.

Он позвонил Глебу и попросил его приехать. Дубровин без лишних вопросов ответил, что выезжает и скоро будет у него, и это показалось ему несколько странным. Создалось такое впечатление, что Глеб и сам собирался навестить его и только ждал приглашения. Он пошёл заглянуть в холодильник и обнаружил пустые полки. Надо будет быстренько выскочить в магазин и купить хоть что-нибудь для мужской трапезы на двоих.

Вернувшись из магазина, он бросил сумку в прихожей и побежал в кухню мыть посуду, которая неприглядной горой громоздилась в мойке. Он не справился и с половиной этой задачи, когда услышал звонок в дверь. Неужели это Глеб так быстро приехал?

— Сейчас, сейчас, иду! — крикнул он и поспешил в прихожую.

На лестничной клетке стояла «Марта».

— Эльвира Харитоновна? Вы?

— Здравствуйте, Иван Алексеевич. Вы меня впустите?

— Да, да, конечно. Милости прошу.

Она вошла и неуверенно огляделась:

— Вы одни?

— Совершенно. Проходите в гостиную. Вот сюда. Садитесь.

«Марта» уселась в кресло и полезла в сумочку:

— Вы позволите закурить?

— Нет проблем. Сейчас я достану пепельницу.

Она закурила, положила по-мужски нога на ногу и сделала глубокую затяжку.

— Я виновата перед вами. Обещала приехать и не приехала.

— Ничего. Бывает.

— Я сейчас всё объясню. Прежде чем ехать к вам тогда, я позвонила Глебу Борисовичу. А он не посоветовал мне делать то, на что я решилась. Но я ещё раз хорошенько подумала и приехала.

— А как Глеб Борисович? С ним вопрос согласован? — не скрывая ехидства, спросил он.

— Нет. Я не обязана руководствоваться… Одним словом, я здесь и…