Третья дверь. Секретный код успеха Билла Гейтса, Уоррена Баффетта, Стива Возняка, Леди Гаги и других богатейших людей мира

Глава 34 Величайший дар

Несколько недель я казнил себя, вспоминая то о бессмысленном сидении под деревом в надежде встретить Цукерберга, то о посылке с башмаком с целью заставить Баффетта изменить свою позицию, то об интервью с Биллом Гейтсом – даже умудрившись попасть к нему, я не смог задать ни одного толкового вопроса. Иногда мне казалось, что все, что я делаю, это не более чем унылая долгая череда ошибок. Но, оказавшись в обществе Куинси Джонса, я сразу же забыл о своих несчастьях.

– Откуда ты, друг мой?

Низкий голос этого 81-летнего человека отозвался в моих ушах звуком баритон-саксофона. На Куинси был длинный ярко-синий халат. Я сидел рядом с ним на кушетке в круглой гостиной его дома в Бель-Эйр.

– Родился и вырос в Лос-Анджелесе, – ответил я.

– Да нет, я про происхождение, – помотал головой он.

– А! Мои родители из Ирана.

– Так я и подумал.

– А почему?

Он не ответил прямо, пустившись вместо этого в живописную историю о том, как приехал в Иран, когда ему было 18 лет, присутствовал на вечеринках у шаха и тайно встречался по ночам с юными заговорщиками, собиравшимися освободить из тюрьмы аятоллу. После чего рассказал, что у него была связь с персидской княжной.

– Хеле мамнун [весьма признателен], – сказал, улыбаясь, Куинси и выдал еще несколько фраз на фарси. – Я бывал в Тегеране, Дамаске, Бейруте, Ираке, Карачи – одним словом, везде. Я разъезжаю по всей планете вот уже 65 лет.

Перед интервью я изучал его биографию, но сейчас понимал, как мало знаю об этом человеке. Я знал, что его чаще номинировали на премию «Грэмми», чем любого другого продюсера в истории. Я знал, что он был продюсером альбома Thriller Майкла Джексона – самого продаваемого альбома в истории, и сингла We Are the World – также самого продаваемого в истории. Он работал с целым рядом величайших исполнителей XX века, в том числе с Фрэнком Синатрой, Полом Маккартни и Рэем Чарльзом. В мире кино он был одним из продюсеров фильма Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей» (The Color Purple), получившего десять номинаций на «Оскар». На телевидении он продюсировал номинированный на «Эмми» сериал «Принц из Беверли-Хиллз». Он был наставником для Уилла Смита и Опры Уинфри. А в данный момент этот бесспорно выдающийся деятель шоу-бизнеса спрашивал меня: «Ручка есть?»

Я дал ему свою ручку. Он взял с полки кофейного столика лист бумаги и принялся рисовать на нем округлые буквы, пытаясь научить меня писать арабской вязью. Затем он учил меня писать китайские иероглифы. Затем – японские. В школе я терпеть не мог иностранные языки, а сейчас, в представлении Куинси, они выглядели для меня ключами к миру.

– Взгляни вон туда, – сказал он, указывая на сводчатый потолок гостиной. Из его центра, подобно солнечным лучам, шли 12 деревянных балок. – Это фэн-шуй. Они символизируют 12 музыкальных нот, 12 апостолов, 12 знаков Зодиака…

Он обвел рукой комнату. Вокруг были десятки старинных произведений искусства, каждое из которых имело собственную энергетику.

– Вон там у меня Нефертити. Вот Будда. Там танская династия. Это из Японии. Это – Пикассо. А вот это – модель первой ракеты Space X. Илон подарил. Мы с ним соседи.

Наша беседа набирала скорость. Куинси перескакивал с медитации на нанотехнологии, моментально переходил от разговора об архитектуре («Фрэнк Гери, а он, кстати, тоже Рыба, так вот, Фрэнк Гери всегда говорил мне: «Если архитектура – застывшая музыка, то тогда музыку нужно считать архитектурой в жидком состоянии». Любое великое искусство – эмоциональная архитектура») к обсуждению кинорежиссуры («Побывав у меня на записи, Спилберг сказал, что режиссирует так же, как я дирижирую. Он создает прочную основу, а дальше импровизирует. Нужно оставлять людям пространство для самовыражения»). Я откинулся на спинку дивана и молча впитывал неиссякаемый поток мудрых слов.