Третья истина

– Пусть лошадка. О! Я ее повстречала во дворе, хорошая, беленькая, она?

– Она. Оттого и Ромашка.

– Завтра начнем учиться?

–Ты у меня – верховой езде, а я чему?

А вы, – Лулу поняла свою ошибку и выкрутилась, – будете повторять пройденное!

Она первая засмеялась. Ему, видно, понравился ее ответ, он присоединился, потрепав ее по волосам. Когда они добрались до дома, она чувствовала себя с ним легче, чем с подружками в Рамбуйе, лучше, чем прошлым летом. Виконту едва удалось стащить ее с лошади, так она дрыгала ногами и вырывалась, заливаясь хохотом. Уже и Тоня пришла, чтобы отвести ее переодеваться, а она все цеплялась за Виконта, в азарте отбрыкиваясь от Тониных рук. Виконт не только не протестовал, а наоборот, делал вид, что защищает ее от атак девушки.

–Ну, беги, пока я прикрываю фланги, – наконец, крикнул он, ставя ее сразу на пятую ступеньку. Лулу опрометью бросилась наверх, услышав позади себя:

–Антонина, я пошел. Пойдите, посмотрите, чтобы девочка поела и улеглась отдыхать.

ГЛАВА 6. НАТИСК! ЛОШАДИ ПРЕЗИРАЮТ НЕУДАЧНИКА.

– Барышня, да барышня же! Я вас бужу и бужу, одиннадцатый час, а вы и не завтракали еще… – Тоня коротенькими движениями, но энергично потряхивала ее плечо. Лулу открыла непонимающие глаза. Одиннадцать, что-то важное связано с одиннадцатью… Она прикрыла глаза: луг, речка, золотой коник… А Тоня чего хочет? Та продолжала тормошить Лулу и она, наконец, сообразила, что проснулась у себя в комнатке после длинного- длинного сна. Улеглась в семь, а теперь утро, и позднее… Убедившись, что она уже не спит, Тоня подала ей дневную рубашечку, наглаженное платье. Сонная Лулу начала медленно натягивать одежду на себя.

– Ну, и раздурелись вы вчера! Просто, еле угомонили вас… Даже я такой вас еще не видела. Надо же, приехала бука букой, а тут вдруг…. – заплетая в косы кудри Лулу, приговаривала Тоня. – Даж Пал Андреич сказал: «Вот как разошлась», а Евдокия-то Васильевна вечером спрашивает: «Что, говорит, это, Тонька, по лестнице катилось с грохотом? Упало что?» А то я за вами гонялась, а вы передо мной всеми дверьми хлопали. А какая румяная приехали с прогулки! Аж красная, и лохматая вся…

Тут Лулу вспомнила разом вчерашнее, но вспомнила не в добрый час. Все предстало совершенно другим, заслуживающим осуждения и наказания.

– А…а Вик… Поль Андреич, еще что-то вечером говорил?

– Не, Пал Андреич пообедал, да уехал по делам.

– А про меня, про меня, что-нибудь говорил?– допытывалась шокированная своим вчерашним поведением Лулу.

– Да нет же, только и сказал, вот, мол, расшалилась…

– Разошлась? Или расшалилась?

– Да не знаю, и так, и так, может?

Лулу стало жарко-прежарко, стыдно так, как еще не бывало в жизни. Попробовала отодвинуть вчерашние впечатления, чтобы потихоньку обдумать потом, но картинки ярчайшим образом проплывали перед внутренним взором: вот она хватает учителя за руки, за плечи, прячется от Тони за его спиной… красная, лохматая… Что бы сказали на подобное обращение классная, математик, Мария Михайловна, наконец? Лулу сконфузилась полностью: и это гимназистка, чьи изящные реверансы отмечала даже директриса, это непреклонная Александра Курнакова, под взглядом которой теряется сама Тата Лаврова? С другой стороны, это тот человек, который иногда стесняется даже одноклассницу взять под руку? Как она посмотрит теперь на Виконта, и что же он подумал о ней?

А Тоня, не замечая ее глубокого смятения, продолжала бередить рану:

– Это еще хорошо, что мамаши вашей нету здесь до поры. Вот бы и посидели, под замком-то… Волюшка у вас пока. С Евдокией Васильевной подвезло вам знатно! – она понизила голос, как всегда, сообщая домашние секреты. – Домна Антоновна как раз на той неделе говорит, строгость, мол, нужна с детьми, чтобы они по струнке ходили, а то позорят перед людьми. Без того, дескать, много времени уходит возиться с ними! Ну, не такими словами, а как это она по-своему говорит, конечно… А Евдокия Васильевна понятно, тут же наперекор: ничего подобного, говорит, дети здоровеют, если сами по себе свободно бегают и растут на приволье. Так они покричали тогда увесисто! Заметили, барышня, тетя вам ни слова не сказала вчера, хоть и разобралась, что вас на прогулку взяли, а вы оттуда такая дикая прибыли… А завтра-послезавтра, как маменька приедет, потачки не ждите, чего-то сильно злая она на вас.

– Точно, – тупо подтвердила в уме Лулу, – маман будет запирать в комнате, ругать, говорить унижающие слова о ней за столом, хватать за ворот. И Виконт все это будет видеть и слышать… Нахлынувший ранее стыд имел веские основания! Лулу ярко осознала собственную вину и неприличие своего вчерашнего поведения. Все слова, все обещания Виконта показались неправдой. Нужна она ему, как же! Как и прежде, никому, никому… Пускай. Против его осуждения и выволочек матери у Лулу найдется универсальное оружие: она ответит, так ответит, что все узнают, с кем имеют дело, как выражается Мария Михайловна. Лулу, тряхнув головой, вырвалась, таким образом, из рук Тони, заботливо вывязывающей бантики.