Третья истина

Но оказалось, что только дома ее держать не собирались. Начались хождения на службы. Православный храм Лулу посетила впервые, и с огромным интересом. Скоро, однако, обнаружилось, что кроме церкви Софья Осиповна ходит на странные домашние моления к разным старухам, и Лулу должна сопровождать ее туда ежедневно. На этих собраниях всегда бывали одни женщины, длились бдения очень долго, участницы молились исступленно, некоторые даже падали в обморок или дико вскрикивали. Ничего похожего на торжественность церковного богослужения, понравившегося ей! Лулу взбунтовалась и … познакомилась с совсем другой Софьей Осиповной:

— Богохульство! — задыхаясь, кричала та. — Богохульство! Что угодно, но только не это! Я тебя отучу! Не поешь, так быстро образумишься. Вот твой обед, вот, вот!

Содержимое обеденных тарелок было выплеснуто и вышвырнуто Лулу в ноги.

— Дармоедка! Еретичка! — Софья Осиповна зашлась в крике, ей и впрямь стало плохо, она позеленела, с шумом ловя воздух ртом.

Лулу была поражена дикой вспышкой елейной тетки. Вечером, привязав к груди пузырь со льдом, Софья Осиповна сообщила господину Петрову, что их бездушная нахлебница хочет свести ее в могилу, и рассказала довольно связную историю, в которой Лулу к удивлению своему оказалась отъявленной Бого- и тетко-ненавистницей.

Привычно захихикав, хозяин подытожил:

— Анархистка, значит, наша мамзель, вольнодумка… власть над собой признавать не хочет, так вразумить, чтобы…

Лулу не поняла слов, которыми ее называли, но перебила, порывисто воскликнув:

— Она обманула все!

— А вот за эти слова и впрямь надо наказать мамзель, — с удовольствием провозгласил Петров. — Хлеб и водичка — они быстро в порядок приводят. А то еще наши отцы на коленЬки ставили, на всю ночь. Маменьку в ее Франции, видать, премудростям взращивания девиц не учил никто, а мы просветим, покажем… еще спасибо нам скажет. — Он встретился взглядом с пылающей негодованием Лулу, крякнул и снова развернул газету, привоскупив:

— Так что впредь, мамзель, язык распускать поостерегись!

С этих пор Лулу перестала разговаривать с ними. Самое страшное было то, что хозяева, как будто не почувствовали перемены в ней. Елейное «детка» и смачное «хе-хе-хе» звучали в прежних тональностях. Лулу стало казаться, что им вообще все равно, говорит она или нет.

…Прозвенел звонок.

— Что же ты не слушала, что я подсказывала? Зацепилась бы за правило и поехала дальше сама, — Грицинина положила руку ей на плечо. — Может, голова у тебя болит?

— Ничего у меня не болит голова! — вскинулась Лулу, ни минуты не сомневаясь, что избежала случая быть посмешищем.

— Злишься, злишься, а чего — сама не знаешь! — отходя, пробормотала себе под нос Таня.

Лулу издали поглядела на Грицинину тем непреклонным испепеляющим взглядом, который она освоила, как средство обороны. Вернее, как одно из средств… Но Таня не смутилась. Она уже спокойно разговаривала с Соней и Маней Гинзбург, не оглядываясь на Лулу. Эти непохожие сестры всегда держались особняком. Остальные их тоже сторонились. Именно из-за этого Лулу к ним тянуло. Сестры в классе — изгои? Тогда она за них! Манера Сони и Мани обо всем говорить с иронией, иногда убийственной, способность абсолютно не поддаваться общему мнению, немедленно обрабатывать сарказмом все, что приходило в их союз извне, очень нравилась Лулу.

Однажды на перемене она случайно услышала разговор сестер:

— Заметила, как она ее утром по щекам отхлестала?

— Хладнокровненько, я бы сказала. Воспитательно!

— А эта великоразмерная серятина, конечно, гениально принялась пресмыкаться, видела?

— Что ты хочешь? Живут, как кошка с собакой!

Лулу представилась возможность сделать шаг навстречу этим симпатичным ей сестрам, тем более что она и вправду заинтересовалась. Изменив своей обычной гордости, она подошла с вопросом:

— Это происшествие нашего класса? Классная дама побила большую неумную гимназистку? Возможно ли, что так? Они всегда относятся, как кошка с собакой, или раз?

Сестры рассмеялись, и старшая сказала довольно приветливо:

— Курнакова, ты Шура, да? Так вот, Шуренький, они — всегда, потому что Пуш с Пардом!

Лулу таких прозвищ или имен ни у кого в гимназии не знала. Поняла так, что слаженный союз сестер Гинзбург ни в ком третьем не нуждается, а словечки свои расшифровывать не намерен. С тем и отошла.