Третья истина

Зареванная Гусова, давно тихо пробравшаяся к своей парте, пожалуй, одна не участвовала в шумном обсуждении, а без остановки плакала, закрыв лицо рукавом. Маня насмешливо скривила полные губы:

— Гусова, не умирай понапрасну, тут посильнее твоих трагедии есть!

Но Лулу жаждала и дальше утешать и защищать несчастную Аню.

— Ты не понимаешь, как это обидно, когда несправедливо! Лучше ничего не говори!

Соня обижено пробормотала:

— Мы, может быть, лучше нее понимаем, что же весь свет знать должен?

— Успокойся, Аня, — добрым голосом сказала взявшая страдалицу под опеку Лулу, — не думай о несправедливости. Дело сделано, уже всем ясно, что произошло.

— В трети… в трети… пятерки не будет! Ни за что… Она же не исправила…

— Эх, о чем думает! Хотя бы на минуту от отметок своих оторвалась! Как будто не замечает, что в классе творится! Человек из-за тебя, фактически, страдает, из-за воя твоего дурацкого! — накинулась на Аню Женя.

— Кто-то из-за вредности своей страдает! Аньке тройка, так кому-то нужно, чтобы и Таточке снизили. — Это уже, взяв за руку Агаджанову, расхрабрилась Лиза Нечаева. Сама Агаджанова тоже не заставила себя ждать:

— Мученица Курнакова страдает за неправедно оскорбленную… До чего красиво, насолить хотела Таточке, завидует…

— А ты вообще замолчи сейчас же! — оторвалась Лулу от уговоров не расстраиваться и не бояться сурового деда, адресованных Ане.

— А чего я буду молчать? Испугала тоже! — отступила Роза к своей парте. — Ябеда!

— Попробуй, скажи опять то же самое! — стремительно направилась к ней Лулу.

— Большое дело, и повторю. — Агаджанова зашла за Тату с Лизой.

— Ну! — сжала Лулу кулаки.

И тут между ними стала Таня, побледневшая, но решительная:

— Никакая она не вредина и тем более, не ябеда, она себя под удар поставила! А тебе Лаврова, я так скажу: ты давно не самая непобедимая в классе. Так и знай! На твоем месте мне было бы стыдно такую пятерку получать! — Танины слова были встречены взрывом восклицаний.

— Умрешь, на ее месте не будешь!

— А ты сама — просто зубрила, вот и молчи!

— Смотрите, кто заговорил, — валаамова ослица!

Лулу оглянулась. Соня и Маня незаметно отошли. Гусова сидит, зажав руками голову. Мордасова хмуро молчит. Ничего! Лулу сейчас ответит этой лавровской компании, так ответит, что им жарко станет! Но Таня взяла Лулу под ручку и настойчиво потянула:

— Пошли, Шура. Они сами прекрасно понимают, что неправы, но, ни за что не признаются.

У «Шуры» сделалось тоскливо на душе. Впереди — встреча с Софьей Осиповной, потом, наверное, полетит новое письмо той в Раздольное… и понятно, в чьи руки это письмо попадет. И ведь, как всегда, невозможно предсказать, какие мерзкие, лживые и позорные гадости придумает Софья Осиповна, для описания сегодняшнего события. А Лулу даже на этот раз не сможет оправдаться…

— Таня, я лучше одна побуду возле окна, в коридоре… Ты завтракай, ладно? Я сейчас приду, только подумаю немного… — И Лулу поскорее убежала, не давая возможности Тане что-то возразить.

Вниз, вниз, на первый этаж, там есть в уголке маленькое оконце, оттуда виден кусочек улицы, прохожие. Лулу прижалась лбом к стеклу.

— Аля! А-ля!

— Это ты ко мне обращаешься?

Новенькая Юдина мило улыбнулась:

— Это твое любимое место? Я видела, ты уже тут как-то стояла. Не подсматривала, не сердись, случайно видела. Я же пока приглядываюсь, привыкаю… всюду хожу…

Лулу не особенно хотелось, чтобы кто-то нарушал ее размышления, но как прогонишь одинокого человека! Она повернулась к окну спиной, оперлась и скрестила ноги.

— Тебя как зовут, Еленой?

— Да, но так я не люблю, Я — Лёля!

Даже имя такое же дурацкое, как у нее! И так же это младенческое имя к ней прицепилось, видимо, на всю жизнь.

— Я вообще не люблю, как у всех. Слышала, я сейчас тебя сразу Алей назвала? Так оригинальнее, правда? Куда лучше, чем Шура, как тебя эта… Таня зовет. Это как-то по-простецки.

Честно говоря, Лулу совершенно не в восторге от «Али». Это ж Муртаева — «Аля»! Но новенькая разговорилась, видно по румянцу, что она преодолевает смущение, и Лулу раздумала возражать.

— Неважно, как называть… Ты откуда, из другой гимназии?

— Нет, мы приехали из Белокалитвинской. Там у отца что за практика? Негде развернуться. Он только по состоянию здоровья в тихом месте сидел. А потом в город перебрался, обосновался и нас перевез в подобающее место.

На Лулу слово «БЕЛОКАЛИТВИНСКАЯ» подействовало, как укол. Она вскинулась. Но нет, сразу она ничего такого спрашивать не будет. И не время… Впереди — Софья Осиповна.

— А кто твой отец?

— Ты не слыхала, он уже модным стал в городе, Юдин, адвокат! А эти девочки у вас такие неприятные!

— Кто? — насторожилась Лулу.

— С косами эта, армянка что ли, и рыжая такая с маленькими глазками!

— Нечаева! Да, для меня они тоже…

— Ну эта, Гусыня, тоже не подарок. Она тебе что, нравится, что ты ее защищаешь?

— При чем тут «нравится», «не нравится». А справедливость? Она выше всего. Я от несправедливости даже… даже Агаджанову бы защитила!