Третья истина

Виконт с паническим выражением лица на минуту буквально вжался в стенку и сделал движение, словно собирался поползти по ней, но тут же прервал свои действия и спросил довольно громко:

— Что, Жюля Верна сменил загадочный автор Ната Пинкертона? Не время баловаться, идем.

Тем не менее, на пролете третьего этажа, он приложил ухо к перилам, сказал выразительно: «Погони нет!» — и уселся на ступеньку. Лулу остановилась и громко засмеялась. Он вскочил, обхватил ее рукой за талию и, перескакивая через две ступеньки, донес до комнаты в мезонине.

— Куда там скромной слежке где-то в кильватере! Ты жаждешь бурной встречи, я вижу.

Он поставил Лулу на ноги. У нее вдруг опять закружилась голова, и она закрыла лицо руками.

— Что это — слезы? Александрин… Прекрати, не начиная.

— Нет, уже прошло… А то все поехало так, — она показала руками, как именно «поехало».

— Тебе срочно нужно поесть. Сядь в это кресло, не растрачивай сил.

…Интересно, что он о ней думает сейчас? Смотрит так странно. Еще бы, худая, маленькая, а ест третий кусок круглой запеканки и пьет второй стакан молока. Наверное, думает: «надо остановить, а то лопнет…», или «хотел бы знать, сколько еще в это существо влезет еды…»

Лулу прикинула — если сложить куски запеканки, которые она съела, то, что получится, будет размером с книгу. А для него тогда, чтобы наелся, кусок должен был быть с портфель.

— А вы почему не едите?

— Сыт. Продолжай.

Нет, взгляд у него не странный, а скорее грустный. Почему?

— Я съела ваше тоже? И молоко выпила? Правда, два стакана же было…

— Другой человек. Бодрая. Не бледная.

— Выпила ваше молоко, съела вашу запеканку, еще бы не взбодриться!

— Я верю, что это была не последняя, отпущенная мне в жизни, запеканка.

— Виконт, а ведь я бы так и могла жить у вас тайком всегда. Маман сюда не ходит и отец… никогда не видела…

А действительно, почему? Лулу раньше эта мысль не приходила в голову, но за Виконтом всегда посылали Антонину, Пузырева или кого-нибудь из мальчиков. Лулу даже припомнила случай, когда их не было под рукой, и Виктор Васильевич, ежедневно обходящий дозором все остальные помещения дома, предпочел подождать, пока Шаховской сам не спустится, но не пошел к нему, хотя тот был ему очень нужен. Но, может, это случайность?

— А если кто-нибудь придет, по другому делу, не за мной, конечно, я вот сюда залезу. — Она постучала по огромному ящику комода.

— Как? Залезть в мой комод, чтоб скомкать наглаженные воротнички? Ты меня плохо знаешь. Я не терплю мятой одежды и наказываю виновных. Ладно, довольно ерунды, тебе надо выспаться, Александрин. Ты заговариваешься.

— Я вообще-то спать как раз не очень хочу сейчас, — она зевнула, — так себе… — Давайте лучше еще поговорим, где мне можно тут скрываться.

— Хватит шуток. Спи здесь, укройся этим. — Он указал на кресло и кинул ей темно-бордовый с коричневым пушистый плед. — Я ухожу…

— А скоро придете?

— Приду не скоро. Не жди. Лучше выспись. Проснешься — возьми в секретере книги, альбомы, займись, можно. Да! Зная твои предпочтения, должен предупредить: к оружию не притрагивайся.

Лулу посмотрела, как за ним закрылась дверь, обвела взглядом комнату. Ровно тикают часы… Шторы спущены… Полумрак… Тепло. Проплыла ленивая мысль: «почему у учителя фехтования самая красивая и, видимо, самая дорогая, мебель в доме? Все вещи такие необычные…» За ней сонная другая: «а вдруг кто-нибудь придет?» Лулу сама себе улыбнулась в полусне. Сюда? Разве есть на свете место надежнее? Виконт не допустит.

Она уже почти задремала, но внезапно ее заставил очнуться какой-то шум рядом. Нет, не рядом, это Коко раскричался внизу. Странно, Лулу так любит малышей, и они ее любят, а вот с Коко они за два года ничуточки не сблизились. И он как будто не меняется вовсе! Кресло большое, мягкое… Лулу свернулась калачиком… Дремота опять принялась покачивать ее… Нет, так лежать все-таки неловко, уставшему телу хочется вытянуться во весь рост… С полуприкрытыми веками, чтоб не перебить сон, она захватила плед и перебралась на застеленную вторым таким же кровать. Жестковато, но гораздо удобнее. Уставшая Лулу глубоко заснула и проснулась только в пять, от боя часов внизу. Она не сразу открыла глаза. Почему у ней так приятно на душе? Приснилось что-то хорошее? Какой сегодня день? А где Буся? Неужели уже завтракает? Тогда она опоздала в гимназию…

Лулу вскочила. Вон она где! И еще как улеглась — почти поперек кровати. Но было так уютно… Она потянулась. О! Он, видимо, приходил, пока она спала. У нее под щекой подушка, а откуда она? Лулу ее раньше не видела… белая — белая, как его рубашки. Горит лампа… Интересно, он уже сказал маман, что она больше не поедет в гимназию? Почему она не может никогда ему толком объяснить, что ей в Ростове действительно жить невыносимо? Все выглядит либо детскими капризами, либо незначительными пустяками, либо смешным до колик фарсом.

Ничего, Виконт сейчас придет, и она на этот раз объяснит убедительно. Тогда он перестанет думать: «просто соскучилась».