Ещё через день на пороге стоит Ник. Он сразу, отстраняя Птичника, проходит в Клетку, забирается на мою кровать. У него заразительно хорошее настроение, и у меня даже получается улыбнуться.
Мы разговариваем минут десять. Точнее, говорит по большей части он. Рассказывает про то, как Кит решил нарисовать портреты всех санитаров, и ходит за ними по пятам, чтобы сделать наброски. Как Хриза увеличила ему дозу таблеток, как Ольга пыталась подстричь его, как Эда рассказывала всем, что видит в облаках ладью Викингов, а потом попыталась зубами оторвать от своей руки кусок мяса.
В голове что-то щёлкает, и я, скрывая смущение, спрашиваю.
– Эда ко мне ни разу не зашла. С ней больше ничего не случилось?
Как я могла забыть о Эде – другой вопрос.
Ник пожимает плечами.
– Её в последнее время часто запирают.
– За что? – Ян опускает книгу, да, я смотрю прямо на него. – Что она сделала?
– Спроси её саму, – советует Ник. – Когда выйдешь. Ты же скоро выйдешь?
Теперь мы оба пожираем взглядами Птичника. Тот пожимает плечами и утыкается в книгу.
– Скучные вы, – бурчит Ник и, встав с кровати, начинает бродить кругами по комнате. Подходит к зарешёченному окну, заглядывает через плечо Птичника в его книгу, поправляет мне подушку.
Я смотрю на него, на бесконечное движение по кругу, когда нет никакой возможности вырваться, и у меня в голове снова щёлкает. Мне больше не нужно спрашивать себя, сплю ли я, потому что я уверена – это уже не сон. Это реальность, где я привязана к кровати, по моим рукам бегают мурашки, а жизнь, даже заторможенная жизнь больницы, проходит мимо меня.
Надо что-то с этим делать. Главное – успеть до следующей капельницы.
Снова заходит Кит. У него на пальцах крошки от печенья, кудряшки в беспорядке и он улыбается мне так, что я хочу сделать фотографию или закрыть ауру этой улыбки в банку и поставить на полку.
Он пишет «Всё нормально. Эда только ноет чаще, чем обычно. Ольге не нравится, что за столом мы сидим не как всегда».
– Передай ей, что мне жаль.
Он записывает это на чистом листе и аккуратно вырывает его. Ольга расстроится, если край будет неровным.
«У Принца без изменений»
– Это ожидаемо, – говорю я вслух. Что я точно не буду говорить: надеюсь, они не нашли мой нож. Он мне ещё пригодится.
«А Ник редко бывает внутри. Дожди закончились, и он много бегает сейчас».
– Я тоже хочу… – хочу на улицу. Очень хочу на улицу. Не могу же я лежать здесь вечно?
«Без него тихо. Эде, когда она с нами, это не нравится, и она пытается компенсировать».
– Оу, – выдыхаю я.
«Я не удивлюсь, если Принц проснётся».
В этот раз смех звучит почти нормально.
Заглядывает Хриза и держит меня за руку, считая пульс. От неё пахнет кофе и лекарствами, запахи бьются, пытаясь заглушить друг друга. На её лице – любопытство.
– Нам рассказывали о подобных вещах, знаешь. Самоубеждение.
Она мягко трогает тёплыми ладонями мою шею, но я всё равно дёргаюсь. Сестра прикасалась там же, когда вдавливала меня в кровать и сжимала горло. Хриза отдёргивает руку так быстро, что ударяется о спинку кровати.
– Прости. Но это действительно редко встречается, по крайней мере, я не видела ни разу. Так же работают стигматы. При нервных расстройствах эмоциональное возбуждение может проявляться очень необычно. Возникают синяки или даже открываются раны. А при наличии и галлюцинаций…
Я дёргаюсь, натягивая ремни.
Сестра стоит за спиной Хризы. В глазах – ярость. И она шипит, сжимая призрачные кулаки:
Конечно, Хриза не слышит. А я, я так хочу ей ответить, накричать на неё, выругаться, да что угодно, но если сделаю это на глазах у Хризы, то ещё долго пролежу в Клетке, замученная капельницами и таблетками. Поэтому я сжимаю зубы и молчу. Хриза разливается о возможных причинах появления синяков, а сестра снова растворяется в воздухе. Слишком много посетителей за раз.
Хриза уводит Птичника из Клетки, и они шепчутся там. И когда Ян возвращается, он не запирает дверь. Облокачивается на створку, скрестив руки, долго смотрит на меня и наконец говорит:
– Ну что, возвращаемся?
Я киваю.
Он приводит меня прямо в палату. Будто и не было той ночи – кровать аккуратно заправлена, подушка взбита, на покрывале ни одной складки. Понятно, кто здесь был. Я жду, что Птичник сейчас достанет связку ключей и снова запрёт меня, не в Клетке, так здесь, но когда я оборачиваюсь, его нет и дверь открыта.
Птичку выпустили на волю!
Сразу иду в общую комнату. Хоть бы всё было как обычно. Ольга бы читала, а Ник и Эда гадали старый кроссворд, потягивая чай. И позвали бы меня к себе, и Эда бы рассматривала следы синяков на моей шее, и мы бы смеялись, и всё бы было хорошо.
Всё почти как обычно.