– Да. Но у меня нет времени, чтобы тратить его на вас. Если через двадцать четыре часа вы ещё будете в Норильске…
– Не слишком ли много вы себе позволяете, товарищ Завенягин? Кто вам дал право брать под защиту врагов народа и чернить честных работников? Недаром, видно, вас попросили из замнаркомов! И надо ещё посмотреть, не проявили ли товарищи мягкотелость!
– В приказ, – бросил Завенягин секретарю. – Снять за преступную халатность.
– У него в наркомате друзья, – негромко предупредил Саша.
– Вы не поспешили, товарищ Завенягин? Я ведь знаю столько, что… Вся ваша деятельность у меня была перед глазами. Сколько врагов народа вы расконвоировали и перевели с общих работ? Пятьдесят восьмую статью, политических! А приказ наркома внутренних дел обязывает использовать пятьдесят восьмую только на тяжелых физических работах…
– Повторяю. Если через двадцать четыре часа вы ещё будете в Норильске…
– Вы забыли про этот приказ?
– …то я отдам вас под суд, – закончил Завенягин. – Время пошло.
Он проводил тяжелым взглядом Козлова и обернулся к Саше.
– Как его фамилия?
– Козлов.
– Нет, того, с тачкой.
– Сосновский. Из Дуромоя передали: всё закончено, состав прошёл.
– Все эти Дуромои – к чёрту! Пиши. Впредь именовать: разъезд Дуромой – Папанинским… станцию Косую – Октябрьской… разъезд Шея – Надеждой… разъезд Ямный… Что там есть?
– Ничего. Тундра.
– Так и назвать – Тундра. Сахновского ко мне. Сегодня же!..
VII
Вечером того же дня у себя в кабинете Завенягин проводил планёрку с главным инженером Воронцовым, проектировщиком Шаройко и горняком Васиным. Как всегда, в приёмной звонили телефоны, стучал телеграфный аппарат, входили и выходили люди. Саша привычно дирижировал деловой жизнью приёмной. Завенягин был в мундире с золотыми звездами комиссара госбезопасности в петлицах. Люди, привыкшие видеть его в штатском, поглядывали на Завенягина с некоторым удивлением.
– Что вы меня так разглядываете? – удивился он.
– Непривычно видеть вас в форме, – ответил Васин. – Так и хочется вскочить и доложить «Есть!»
– Для того и надел. Встречался сегодня с товарищами из края. Просил подумать о расширении Красноярского речного порта с учётом наших будущих грузов. «Есть» не сказали, но обещали сделать что смогут. А теперь о делах. Что мы имеем на сегодняшний день. Геология?
– Расширяем добычу руды на Медвежьем ручье. Руда богатая, – доложил Воронцов.
– Горняки?
– Все заявки Севморпути выполнены. Ещё немного, и опередим по углю Печорский бассейн, – не без гордости сообщил Васин.
– Что у металлургов?
– Провели третью плавку на опытной установке. Получены полторы тонны штейна. Анализы такие, что специалисты ахают. После конвертирования получим файнштейн с никелем до двадцати пяти процентов. До этого, правда, ещё нужно дожить, – добавил Воронцов.
– Проект?
– Нашли площадку для комбината. Скальное основание на глубине от восьми до четырнадцати метров, – проинформировал Шаройко.
– Грузы? – продолжал Завенягин. – Александр Емельянович?
– В общей сложности получили около двухсот тысяч тонн.
– Катастрофически мало!
– Авраамий Павлович, побойтесь Бога! – запротестовал Васин. – Ещё полгода назад о таком мы не могли и мечтать!
– Мало по сравнению с тем, что нам нужно. С тем, что мы должны сделать в самые сжатые сроки. Нужно материалы, полмиллиона тонн только для начала. Не меньше ста пятидесяти тракторов и автомашин. Нужно новое финансирование, чтобы обеспечить разворот работ.
– Иными словами, – начал Воронцов.
– Да. Нужно постановление правительства о форсировании Норильска. Без этого будем топтаться на месте.
– Там, в Москве, вам приходилось готовить такие постановления, – напомнил Васин. – Что для вас было решающим?
– Дело. В нашем случае – штейн. Только не из опытной, а из промышленной установки. Чтобы я мог сказать членам правительства: товарищи из Норильска не только просят и обещают, а уже добились конкретных успехов. Из этого будем исходить. Тебе, Александр Емельянович: бросить все силы на строительство ватержакета. Вы, Васин, занимайтесь коксом. Без хорошего кокса штейна мы не получим. А вам, Шаройко, задание прежнее – проект. Прошу всех помнить – у нас очень мало времени. Спасибо, свободны.
Шаройко и Васин вышли в приёмную, Воронцов задержался в кабинете. Одновременно в приёмную конвойный ввёл Сахновского.
– Хочешь что-то добавить? – спросил Завенягин.
– Да, хочу. Меня беспокоит руда. Мы берём только богатую руду, остальное идёт в отвал. Это браконьерство, Авраамий Павлович. Так нам руды надолго не хватит.
– На сколько хватит?
– Лет на пятнадцать – двадцать.
– Браконьерство, – повторил Завенягин. – А всё, что мы делаем – не браконьерство? Тысячи людей кладём в вечную мерзлоту – не браконьерство? Я мог бы сказать, что мы живы, пока мы нужны. И это правда. Но скажу другое. И это тоже правда. Нам пришлось жить в жестокое время. Не знаю, каким его назовут в будущем. Но одно знаю твёрдо: если мы не сделаем того, что выпало на нашу долю, никакого будущего не будет.
– Привели Сахновского, – доложил Саша, заглянув в кабинет.