Третья причина (сборник)

Тошнота всё чаще подкатывала к горлу, помимо воли заставляя сравнивать коммерческий «Шаумут» с элитным «Кайзером». И хотя по меркам парохода двухместная каюта, предоставленная Ревекке и Иртеньеву, считалась лучшей, разница бросалась в глаза.

Тут ни картин, ни ковров конечно же не имелось, а был покрытый коричневым линолеумом пол и стенки из простого крашеного дерева. И, как напоминание о постоянной качке, на столике под иллюминатором была привинчена деревянная решётка, в которой расплёскивал воду полупустой стакан.

Чтобы отогнать приступ морской болезни, Иртеньев встал с койки и, оставив Реввекку в каюте, вышел, намереваясь подняться на верхнюю палубу. В коридоре слышалось, как где-то внизу натужно пыхтит паровая машина, пахло камбузом, и полковник, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух, поспешил к трапу.

На верхней палубе было свежо, после душной каюты легко дышалось, и начинавшийся приступ морской болезни прошёл бесследно. К тому же качка ослабела, и хотя, чтобы устоять, приходилось держаться за поручни, было заметно, как у горизонта появляется край абсолютно чистого неба.

Правда, длинные волны были ещё достаточно высоки, и порой «Шаумут», вскидывая корму, полого скатывался вниз, норовя опять зарыться носом, чувствовалось, что зыбь стихает. Косвенно об этом говорило и то, что свободные от вахты матросы тоже повылезали наверх и грелись, сидя прямо на машинном кожухе у дымовой трубы.

Полковник хотел было подойти к ним, чтобы перекинуться парой слов, но раздумал, остановил взгляд на кильватерной струе и, глядя в ту сторону, где день назад пропали из вида Золотые ворота, поймал себя на мысли, что каких-нибудь сорок лет назад недалеко от Фриско были русские поселения…

По давней привычке полковник прикинул, как могли бы развиваться события, принадлежи Аляска и сейчас России, но тут его взяла за рукав тоже выбравшаяся на палубу Ревекка и слегка обиженно спросила:

– Ты почему меня одну бросил?

– Ну почему же бросил? – улыбнулся Иртеньев и пояснил: – Ты же знаешь, когда качает, лучше лежать.

– Да? – надула губы Ревекка. – Сам говорил, свежий воздух помогает…

– Ну, это если силы есть… – начал было Иртеньев, но Ревекка, всё больше капризничая, оборвала его:

– А у меня вот есть! – и, демонстративно отвернувшись, принялась вглядываться в горизонт.

Полковник выждал с минуту и поинтересовался:

– Что ты там высматриваешь?

– Да вот, – то ли свежий воздух подействовал, то ли Ревекка просто овладела собой, но теперь она говорила сухо, по-деловому: – У нас писали, что русские крейсера Японию со всех сторон блокировали, так что, вполне возможно, и нас перехватят…

– А чего ты их так боишься? – усмехнулся Иртеньев. – В Атлантике пугалась русских броненосцев, а что они тут такого страшного натворили?

– Ты смеёшься? – похоже, Ревекка обиделась. – Эти русские так зажали японцев, что, как мне говорили, здешние дельцы сожгли в Токио дом адмирала Камимуры.

Осведомлённость Ревекки несколько озадачила Иртеньева, и он, собираясь с мыслями, шутливо спросил:

– Адмирала-то за что наказали?

– За бездеятельность. Ведь сразу же вырос фрахт на поставки, поднялись цены на импорт, в общем, ты сам понимаешь…

– Да это-то понимаю, вот только чего ты боишься?

– Ну да, захватят, отвезут себе в свою варварскую Россию, и ещё неизвестно что тогда будет…

– Ничего не будет, – сердито фыркнул Иртеньев и, почему-то вспомнив про Аляску, сказал: – Между прочим, даже наш знаменитый Клондайк ещё недавно принадлежал русским, и, я думаю, с ними вполне можно ужиться.

– Нет, нет, нет! – замахала руками Ревекка. – Я совсем не хочу сидеть где-нибудь в Сибири, не имея возможности написать хоть какой-нибудь репортаж, когда здесь на Востоке, молодая, энергичная Япония противостоит этой ненасытной России, которая так и стремится захватить что только можно!

– Странно, – пожал плечами Иртеньев, – по-твоему, Япония хочет чего-то другого? Насколько я помню, война идёт в Манчжурии, где Россия уже построила железную дорогу и, кажется, целый город.

– Ты имеешь в виду Харбин? – Ревекка посмотрела на Иртеньева.

– Я не помню, как называется этот город, – ушёл от ответа Иртеньев.

– А я имею в виду Порт-Артур! – отрезала Ревекка и пояснила: – У России слишком большие аппетиты, и пока там царит самодержавие, все цивилизованные народы должны помогать японцам!

Столь категорическое заявление неприятно поразило полковника, и он замолчал, обдумывая услышанное. То, что Ревекка сама пришла к таким выводам, он просто не допускал, но вот то, что она могла наслушаться подобных мнений, общаясь с коллегами, было весьма симптоматично.

Правда, Ревекка подходила к этому вопросу чисто со своей точки зрения, и её опасения, попасть вместо Иокогамы во Владивосток, до какой-то степени обоснованы. Конечно же корабли, идущие в Японию, везут туда военные материалы, и действия русских согласно международному праву вполне допустимы.

Что ж, тогда и ему, Иртеньеву, придётся столкнуться с той же проблемой. То, что «Шаумут» тоже имеет в трюмах контрабанду, было предельно ясно, и полковник внутренне усмехнулся, решая, как ему быть, если вдруг из океанской дымки и впрямь появятся «Громобой» или «Рюрик».