Он выскакивает из автобуса на углу Элм и Ламар, направившись на юг и пройдя по Ламар два квартала, где и обнаруживает…
Согласитесь, что он рисковал, делая такой ход. Освальд знал, что быстро станет известно, кто он и где живёт, но – тем не менее – рисковал быть схваченным в отчаянной попытке вернуться домой, потому что там он оставил свой курносый «Смит-и-Вессон» .38. Оружие было для него важнее, нежели жизнь, так что Ли предпринял отчаянную попытку добраться до него, зная, что безоружным он не имеет ни единого шанса против своих преследователей – не полицейских, а предавших его членов заговора. Он вернулся сюда вместо того, чтобы, к примеру, доехать на такси до загородного автовокзала или железнодорожной станции, где он мог бы сесть на автобус или залезть в товарняк, уходившие из города, ускользнув из-под набрасываемой правоохранителями петли облавы. Время значения не имело, а вот оружие имело значение.
Алек снова пошёл по Бекли в том же направлении, откуда и пришёл, свернул на Кроуфорд, ведущую в никуда, снова свернул на Десятую – видимо, снова наугад,– и достиг перекрёстка Десятой и Паттон, где с ужасом заметил, что рядом остановилась чёрная машина полиции Далласа. Офицер подозвал его.
Здесь и разыгралась трагедия офицера Типпита. Знай я, что созданный мною монстр был способен на такую жестокость, я бы всадил в него пулю сорок пятого калибра и ушёл бы. Говоря так, мне также следует сказать, что в этом случае мне и самому следовало застрелиться в качестве наказания за ширящиеся злодеяния, которые были результатом моей деятельности. Что толку в провозглашении принятия ответственности, если за ним не стоит никаких действий? Никакого толку нет. Я пытался использовать свой грех в качестве мотива для расплаты, и спустя много лет, отдав свою жизнь стране и агентству in toto,[252]
понял, что у меня не хватило мужества наказать себя так, как мне следует быть наказанным. Возможно, моё наказание лежит впереди.Бедолага Типпит… Судя по отчётам – не гений, но прилежный и старательный бывший военнослужащий, любивший свой работу и делавший её хорошо, обречённый навсегда остаться патрульным. Он был в шаге от величайшего ареста столетия, как вдруг всё пошло наихудшим образом. Его направили патрулировать в Оук Клиф из отдалённого района в целях предосторожности с тем, чтобы он ожидал дальнейших указаний, и ему уже трижды сообщили по радио о возрасте, росте, весе и цвете волос подозреваемого. Такого человека он и заметил идущим по Десятой улице в Оук Клиф. Кто знает, чем ещё идиот Алек привлёк внимание: шёл ли он слишком быстро или практически бежал, было ли его лицо искажено в страдании, излучал ли свою обычную агрессию, избегал ли смотреть в глаза, оглядывался ли постоянно – могло быть что угодно либо вообще всё вместе.
Однако, по радио не сообщали имени Алека и ничто не связывало его с районом Оук Клиф и авеню Бекли, совпадало лишь описание. Поэтому-то Типпит и проследил за ним пару кварталов и лишь затем остановился.
Хор: «Старо, как мир, печально, печально и ужасно!»
Да, всё так и есть, и в особенности ужасно. Пугающе, ужасающе трагично. Виноват, виноват, виноват…
Алек видит, как чёрная машина, замедляясь, подкатывает к нему и понимает, что его обнаружили. Сворачивая с тротуара, он подходит к машине, где за открытым окном его ожидает офицер.
О чём они могли говорить? Бессмысленно гадать: наверное, какие-нибудь клишированные банальности, ничего, достойного запоминания. Свидетели – а их было несколько, и некоторые довольно близко – не упоминали ни о грубостях, ни об угрозах. Не было там и перепалки, а всего лишь разговор, из которого Алек выпутался через несколько секунд, отвернувшись от сидящего офицера и продолжив свой путь.
Однако, Типпит с ним не закончил, хотя и не сумел определиться с дальнейшими действиями. Он вышел из патрульной машины без оружия в руке и, скорее всего, окликнул Алека.
Алек обернулся, обошёл мешавшую стрелять машину, выхватил револьвер и трижды выстрелил. Все три выстрела были в упор, и каждый был смертельным – в центр массы, верхнюю половину тела с кровоснабжающими органами. Сразу же после выстрелов Типпит упал, истекая кровью и, наверное, уже будучи мёртвым.
Почему?