Третья пуля

-Хорошо растут в темноте и на дерьме?– спросила Рейли.

-Ну, я хотел так сказать, но не стал. Вы готовы?

Оба кивнули.

-Михаил, держи свет. Я буду доставать по одному документу и переворачивать страницы. Кэти, ты говори, если заметишь что-то, в чём стоит покопаться.

Этим они занимались три часа, прерываясь лишь для того, чтобы размять колени, потереть уставшие глаза и разогнуть затёкшие спины. Забавного было мало, и казалось, что прошло уже шесть или девять часов вместо трёх. Наконец, Кэти вынесла свой вердикт:

-Сельскохозяйственные журналисты, дипломаты, доктора, юристы, но никто в официальных записях не помечен как офицер-организатор, агент или вербовщик. Даже издалека никто не похож на оператора-исполнителя. Может быть, русские использовали коды в своих совершенно секретных документах, так что когда я вижу «доктора Меньшава,[93] профессора-агронома», это должно означать «Бориса Баданова, отъявленного убийцу»? Но в этом я сомневаюсь.

-Я тоже.

Они перерыли весь сентябрь, затем октябрь и ноябрь, вплоть до убийства. Само убийство произвело тонну бумаги, потребовавшей отдельной коробки, но Суэггер не видел смысла перекапывать её, поскольку всё произошедшее после убийства смысла не имело.

-Ни следа Джеймса Бонда, – сказала Рейли. – Нет ни следа совещаний, активности, встреч– ничего, что указывало бы на вовлечённость или хотя бы осведомлённость людей, связанных с посольством насчёт событий двадцать второго ноября. Никаких признаков контакта с внешними агентами из шпионских групп, ничего касающегося «специального гостя» из Москвы.

-Не попадалось ли тебе название «Карлы Вары»?[94] -спросил Стронский. – Это тренировочная база Спецназа и ГРУ на Чёрном море, все исполнители-убийцы проходят через это место для подтсерждения своей квалификации и какое-то время находятся там.

-Нет, «Карлы Вары» не было. Ничего подобного.

-Думаю, всё же твоего президента убили красные ублюдки,– сказал Михаил. – Они подобным дерьмом по всему миру занимались.

-Если и так, то всё дело прошло мимо посольства так, что никто из бюрократов не заметил ничего особенного или необычного,– ответил Суэггер.

-Михаил,– вмешалась Кэти,– отчёты последовательно пронумерованы, я внимательно следила.

Она заметила что-то, что не бросилось в глаза Суэггеру.

-Так вот, это значит, что невозможно было убрать что-то или добавить без необходимости перепечатывать всю папку после вложения либо удаления. Но я не вижу никакой разницы в цвете или состоянии бумаги, которая говорила бы о замене документов. Кроме того, всё это напечатано на одной и той же машинке: я узнаю шрифт, там везде размыта перемычка у буквы «Н». Я так и вижу несчастную русскую девушку, которая печатала более чем по сорок страниц в день: у неё узнаваемый стиль. Два левых пальца на левой руке были слабоваты, так что буквы с того края клавиатуры везде слегка светлее. Но по понедельникам у неё были выходные, так что её заменяла менее одарённая машинистка, делавшая больше ошибок и хуже справлявшаяся с правым краем клавиатуры. Я думаю, что понедельничная замена была левшой.

-Вот это да,– сказал Суэггер. – Кэти, ты не в том бизнесе. Тебе бы разведывательным аналитиком быть.

-Я просмотрела много русских документов, много отчётов, так что привыкла к их стилю, изложению, номенклатуре и даже бюрократической культуре. С 63го года тут немногое изменилось, пусть даже изменилось всё остальное. В том, что мы проглядели, всё проникнуто духом подлинности и я не вижу ничего, что навело бы меня на мысль о подлоге с чьей-то стороны с целью скрыть визит Джеймса Бонда.

-Проклятый Джеймс Бонд,– посетовал Суэггер. – Никогда его нет рядом, когда он нужен.

На следующий день Суэггер в качестве агента Хомана увиделся с высокопоставленным спецом из криминального отдела московской полиции, который, будучи известным в международных делах московским сотрудником бюро Интерпола, свободно говорил по-английски. Они сидели в кабинете инспектора, отгороженном стеклянными стенами – необычно строгом, лишённым индивидуальности уголке управления по борьбе с организованной преступностью на третьем этаже главного здания московской полиции.

-Этот тип, Бодонский, был племянником главаря измайловской группировки, на их языке – «авторитета», также Бодонского,– рассказывал инспектор в то время как они вместе просматривали толстое дело Бодонского, в котором Суэггер увидел фотографию убитого им человека. Бодонский казался симпатичным, лихим и открытым человеком с густыми тёмными волосами и пронзительным взглядом. Наверное, к женщинам у него был особый, гангстерский подход. Первый и последний раз, когда Суэггер его видел, его лицо было разбито ударом о руль «Доджа» и напоминало арбуз, расколотый о кирпичную стену.

-Он был крутым парнем, способным на многое,– продолжал инспектор. – Если кто-то его убил, то кто бы это ни был– он также был крут в своих делах.

-Инспектор,– сказал Суэггер,– его застрелили. Это не было дракой. Пистолет всегда круче человека, пусть даже человека в машине.

-Насколько я слышал, машина летела прямо на того человека?

-Да, правда.