Третья пуля

Его ночной посетитель Ли Харви Освальд упорно не приходил. Никаких идей, прозрений – ничего. Суэггер попытался подтолкнуть свою мыслительную деятельность, раз уж ему всё равно приходилось сидеть здесь, и он три или четыре раза написал ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬД на полях русского журнала о здоровой пище, однако, ничего не вышло: ручка скользила по лощёной бумаге.

Или что-то вышло?

Ночью, как и раньше, он вынырнул из бессознательности в темноту, ощутив присутствие другого человека. Ли, хренова мелкая обезьяна, что ты затеял?

Но этот жалкий ублюдок снова хранил пугающее молчание, как и обычно. Суэггер посмеялся над его игрой в недотрогу и поплыл было в сон, как началось…

Боб увидел Освальда в его снайперском гнезде: волосы всклокочены, руки дрожат – он весь жаждал славы и бессмертия, сжимая свою жалкую, почти игрушечную винтовку.

Что за херню ты собрался вытворить, ничтожный подлец?

Первым в голову пришёл вопрос: почему он пропустил лимузин, поворачивавший с Хьюстон на Элм до той поры, когда машину скрыло кронами деревьев, и только тогда сделал первый выстрел, которым благополучно промахнулся? Что за кретин!

Этот вопрос застрял в зобу Суэггера с той поры, как он побывал у снайперского гнезда и сейчас предстал снова. Что за херня? Что происходит? Любой стрелок, взглянувший на ситуацию, сказал бы, что тут можно совершить чистый, неспешный выстрел до того, как кто-то отреагирует и уж никак не выбрал бы выстрел сквозь кроны деревьев по движущейся цели. Кроме того, как Суэггер уже миллион раз усвоил, не было момента лучше того, когда лимузин проходил крутой левый поворот на Элм, при этом практически остановившись прямо перед Освальдом. В этой точке президент был ближе всего к Освальду, до него было порядка семидесяти пяти футов, а его грудь и голова были на виду. Угол к цели был порядка семидесяти пяти градусов, так что траектория с запасом проходила выше лобового стекла лимузина и перегородки, разделявшей водительскую и пассажирскую зоны. Это был легчайший выстрел, настолько близкий, что проблемы с пристрелкой оптического прицела или трёхсотметровым нолём открытых прицельных приспособлений не увели бы пулю за пределы зоны смертельного попадания. Вот это был бы выстрел Освальда каким ему следовало быть.

Именно так он и хотел выстрелить. Зайдя на шестой этаж тем утром, он выбрал окно – одно из шести. Почему он выбрал крайнее слева? Да потому, что оно давало ему прямой доступ к поворачивающему прямо под ним автомобилю. Это был правильный выбор. Если бы он планировал стрелять по машине, когда она будет дальше на Элм-стрит, то выбрал бы самое правое окно: оно было на ширину здания ближе к цели и, учитывая кривизну Элм, позволяло стрелять с меньшим упреждением. Похоже, что даже Освальд, пылающий эгоманией и чувством судьбоносности, сомневался в своей способности сделать выстрел с упреждением на триста футов, на который его обрекал выбор левого окна. Было трудно поверить, что он сумел совершить этот выстрел – раз уж сам Освальд сомневался в своих способностях его сделать и спланировал позицию так, чтобы избежать его.

Тук-тук-тук!

Да-да, кто там?

Озарение.

Суэггер понял, что мелкий злодей в гнезде пытался сделать самый лёгкий выстрел, но выстрелить у него не получилось. Неудача была обусловлена общей бестолковостью его личности и не раз проявленной склонностью Освальда к тому, чтобы обосраться в самый важный момент. Эта же неудача предопределила ход событий в следующие восемь-десять секунд. Освальд приготовился выстрелить, навёл прицел чётко в грудь президенту и в момент максимальной близости и неподвижности машины нажал на спуск, обнаружив при этом, что выстрела не последовало.

Поставил ли он винтовку на предохранитель, дослав первый патрон, после чего забыл снять его? Предохранитель на «Манлихере-Каркано» – это чертовски мелкая штука, плохо продуманная и определённо не предназначенная для использования в бою. Он представляет собою поворачивающийся по окружности флажок, расположенный позади затвора. Чтобы использовать его, вам следует опустить винтовку, найти флажок взглядом и аккуратно перевести из одного положения в другое. Этот идиот, которого остальные дети звали кроликом Оззи, лишь выжал спуск, так и не выстрелив, запаниковал, снял винтовку с предохранителя, вернулся в стрелковую позицию и увидел, что практически провалил всё дело. Его первый выстрел, наверное, был вообще преждевременным, поскольку он искал цель, глядя сквозь деревья и одновременно выбирал холостой ход спуска до выстрела, а спуск «Манлихера-Каркано» в отличие от остальных винтовок той эпохи на удивление лёгкий.