Третья пуля

Всё же для Суэггера, знающего не понаслышке об инстинктивном поведении снайпера после удачного выстрела, в этой ситуации дело было сделано и теперь Освальд знал, что его шансы ускользнуть измеряются несколькими секундами. Было бы логичнее в этой ситуации не взводить винтовку, а бросить её, выбраться из гнезда и кратчайшим путём рвануть к единственной лестнице, которая находится в дальнем углу пустого шестого этажа в девяноста футах от него.

Но он этого не делает.

Вместо этого он несёт винтовку с собой – заряженную, взведённую и снятую с предохранителя – все эти девяносто футов. Он предполагал встретить коллегу? Думал, что кто-то ещё видит его из здания на другой стороне улицы – «Дал-Текса» или здания архивов Далласа, окна которых выходят точно на эту местность? Тут он действовал как морской пехотинец в боевом патруле, опасающийся нападения из засады, а не как скрывающийся убийца.

Достигнув лестничного пролёта, уходящего сквозь пол в другом углу здания, он понимает, что не сможет показаться на людях с винтовкой в руках и прячет её между двух коробок на ступеньках – где её и найдут часом с небольшим позже, полностью заряженную[101] и с патроном в патроннике.

Почему он взвёл винтовку после того, как убил президента? Почему он нёс винтовку с собой по дороге к лестнице? Эти вопросы никого не интересовали.

Но они интересовали Суэггера.

Наконец, прошло достаточно времени и Стронский решил, что можно назначать очередной визит в здание Лубянки. Он снова встретился со Суэггером, на этот раз в микроавтобусе, для напутственного разговора и передачи денег.

-Поклянись,– начал Стронский,– что после того, как я там пороюсь мы сразу поедем в посольство. Там я увижу, что ты вошёл внутрь и смогу наконец расслабиться, зная, что услужил тебе как требовалось и выполнил все обещания.

-Абсолютно.

-Скажи, где встретимся?

-Нет.

-Суэггер, что же ты за ублюдок? Упёртый сукин сын. Ты разве не доверяешь мне?

-Ну, выбора у меня нет, но элементарная предосторожность не помешает. Хоть она и надоедает иной раз, но чем меньше лишних разговоров – тем легче работать.

-Говоришь как генерал. Гладко, разумно и, наверное, ты прав. Чёрт бы тебя взял, ты нелёгкий друг.

-Я просто деревенщина, которого перепугали глянцевые горожане.

-Не знаю, что такое «глянцевые», но смысл я понял. Так когда встретимся?

-Позвоню тебе на мобильник утром после того, как ты выйдешь из Лубянки и назову тебе улицу. Ты езжай туда, а как доберёшься – назову тебе поворот и проведу тебя мимо себя, чтобы поглядеть, нет ли за тобой хвоста. Сделаю так два-три раза. Когда буду уверен, что ты один, то скажу, где я нахожусь и там ты сойдёшь. Мы поговорим и на другом такси тронемся в посольство. Нормально?

-У тебя коварный русский ум. Никакой спешки.

-Поэтому я и попал в почётную отставку, сидя в подвале велосипедного магазина и глядя на отваливающуюся с потолка штукатурку.

-Понятно, что было неинтересно, однако я уверен, что это интереснее чем смерть.

-Точно.

Суэггер дал ему конверт: десять тысяч долларов в рублях.

-Надеюсь, что найду что-то, стоящее этих денег, потому что возврата там не будет,– сказал Стронский.

-Я понял. Этот риск я приветствую.

-Скажи, а зачем тебе всё это, Суэггер? Деньги, которых оно стоит, опасность, которой ты себя подвергал… Это же просто безумие. Я не понимаю: это месть? Неужто смерть своего президента полвека назад ты принимаешь так серьёзно, что до сих пор болит?

Суэггер рассмеялся.

-Говоря откровенно,– сказал он,– на Кеннеди мне насрать.

Через три дня Стронский позвонил ровно в семь утра.

-Нашёл,– сказал он. –Всё отлично прошло. Зашёл, отыскал архивы Второго главного управления,[102] отыскал нужный год, нашёл отчёт, списал его, нарушив правила – хотя он ничего не сказал, выбрался. Еду с водилой.

-Тебя пасут?

-Сложно сказать, слишком людно. Все «Порше» одинаковые. Но, я думаю, нет.

-Покрутись по городу. Я скоро наберу тебе и назову улицу.

Перенабрав, Суэггер сказал:

-Следуй на Брускую,[103] по Бруской езжай на север.

-Это семь миль.

-Я позвоню через полчаса.

Через полчаса:

-С Бруской на Симоновича,[104] по Симоновича налево.

Суэггер выждал ещё сорок минут.

–С Симоновича на Чехова.[105] Направо по Чехова.

Сам он стоял в переулке, выходящем на улицу Чехова и смотрел, как мимо носится чёрный «Чероки» Стронского. Боб высматривал в плотном дорожном движении Москвы машины, в которых сидели бы пары мужчин среднего возраста, замышлявших что-то и поэтому напряжённо всматривающихся во впереди идущие машины. Но ничего подобного он не видел – только мрачные жители области, такие же, как и на любом шоссе Америки, грузовики, следующие по своему графику, автобусы с водителями-женщинами и несколько машин с молодёжью, слишком пьяной и жизнерадостной для этого раннего времени.

Пройдя квартал, он перенаправил Стронского на другую улицу, где и встретил его, снова оглядевшись в поисках преследователей – на этот раз высматривая среди ближайших машин те, которые он уже видел. Однако, таковых Боб не заметил.

-Окей,– сказал Боб,– ты знаешь парк Павших Героев возле Третьяковской галереи?