Третья стихия

— Если проголодаетесь, то там, за креслами, найдете, чего пожевать, — напутствовала Татьяна Радич, пока Михаил с Илли забирались по очереди в маленькую кабину. Михаил оказался за рулем — благо курсы авиавождения были у них обязательным предметом еще в школе — и, уже стартуя, вспомнил о том, что так и не выяснил у хозяйки географического местопоположения ее гостиницы, а она, должно быть, от волнения тоже забыла просветить их на сей счет. Останавливаться ради этого Михаил уже не стал, лишь махнул ободряюще на прощание рукой хозяйке и совсем уже увядшему, как фиалка на морозе, Бельмонду, так и стоявшему покинуто у лифтовой избушки.

Поднявшись над гостиницей, Михаил сделал над ней прощальный круг, заодно прикидывая, в какую сторону горизонта им безопаснее теперь лететь. Имперский катер, когда они из него выпали, двигался, как помнится, на юг, и за ним направляться явно не стоило. Пустой челнок-обманка улетел на запад, вслед за садящимся солнцем. Убегать в противоположном направлении — то есть на восток — было бы еще той военной хитростью, поэтому Михаил выбрал нечто третье — северо-восток. Положив «бычка» на курс, Михаил поручил дальнейшее управление автоматике и полез шарить за сиденье в поисках продуктов. «За окнами» вечерело, путь перед ними лежал, судя по всему, неблизкий и вновь совершенно неведомый, и сейчас Михаилу предстояло сервировать их первый ужин наедине. Михаил уже подозревал, что состоять этот романтический ужин будет все из тех же неромантических консервов. Он даже проклял свое невезение, когда не нашел позади своего кресла ящика с консервами, и не сразу поверил в свое счастье, обнаружив вмонтированную в заднюю стенку «стряпуху», иными словами — походный кухонный автомат. С помощью специальной кнопки Михаил ликвидировал у своего кресла спинку — она уехала под сиденье, — развернулся, врубил «стряпуху» и пробежал в размышлении глазами по загоревшемуся рядом со скудной клавиатурой — всего пять кнопок — небогатому перечню блюд: там их было обозначено три вида, все с интригующими названиями, и два вида напитков — чай и пиво. Он заказал для начала «Грибную рапсодию» (столько в последнее время думал о грибах, не мешало бы наконец их поесть), на что «стряпуха» подмигнула ему издевательски красным глазом: «Рапсодию, — мол, — тебе подавай? А нету!» — «А подать мне тогда «Хрустящие кораблики!» — «Перебьешься!» — нахально мигнула в ответ «стряпуха». У Михаила не оставалось выбора. И он потребовал последнее в ассортименте блюдо — «Бамбошки кучерявые». «Стряпуха» зажгла благосклонно зеленый глаз — то-то, мол, — и выплюнула в податчик что-то продолговатое и блестящее.

— Гм-гм, — сказал Михаил, беря «бамбошку» и оглядывая ее искательно со всех сторон.

Обещанные в прейскуранте кучеряшки, как ни странно, на «бамбошке» отсутствовали. Вообще- то она очень смахивала на большой бутерброд с ветчиной, упакованный в пластиковый пакет. Тоже своего рода консерва. Ну да делать нечего. И он заказал еще раз «Бамбошки кучерявые», а к ним одно пиво и… Он обернулся на Илли:

— Тебе чай или…

Она спала. Склонив голову к плечу, уронив безвольно руки вдоль тела — так спят смертельно уставшие люди.

Михаил выключил «стряпуху», повернулся осторожно, с «бамбошками» на коленях и со стаканом в руке, ткнул пальцем под приборную доску. Оттуда выдвинулась подставка в виде небольшого столика, и он сгрузил на нее весь нехитрый ужин, который ему предстояло теперь осилить в одиночку. Он вернул своему креслу спинку, облокотился, пробежал взглядом по приборам и посмотрел еще раз искоса на Илли. Можешь трясти головой, щипать себя за руку или ударить по лбу, но вот она — рядом, спит под твоей защитой. Надолго ли еще рядом? Неважно. Главное, что есть эта минута, одна стоящая двадцати шести лет предыдущей спокойной жизни и двух последних безумных дней — все равно ведь не угадать, что ждет впереди.