Третья стихия

— Стоять! — уронил Карриган. Он вел себя так, будто знал наперед обо всем, что случится: слишком много уверенности содержало каждое его действие — уверенности, спокойствия и силы, — настолько много, что даже Петр невольно подчинился его команде и замер — как это ни удивительно, подчинился уже не в первый раз. Неизвестно, долго ли продержался бы он теперь под гипнозом узурпированной у него власти, как вдруг старуха заговорила тихо нa ходу, обращаясь к одной только Илли и не замечая окружавших ее людей, словно никого больше и не было в этом лесу, никогда и никого здесь не было, кроме нее и девушки. И уже не воля Карригана, а ее удивительный голос продолжал удерживать всех на месте: такой сокровенно-знакомый и давно забытый, пришедший как будто бы из далекого детства, но не из реального, а из какого-то другого, придуманного сказочниками, и все же теплящегося, как оказалось, у каждого в укромном уголке сердца — с потрескиванием домашнего очага, с ароматом румяных пирожков, вьюгой за окнами и бабушкиными сказками на ночь.

— Пришла, деточка, издалека пришла, ох и издалека, да и я тебя издалека услышала. Ты не бойся, зоринька, они тебя не слышат, только я слышу. Мало таких, как ты, осталось, ох и мало, да, почитай, и нет совсем, трудно тебе, ласточка, да еще труднее будет, а я помогу, дам тебе кое-что, в кулачке сожмешь, и будет тебе помощь. Ты верь бабке, я помогу, советом аль еще чем, все полегче тебе будет.

Илли так и сидела, глядя на старуху широко открытыми глазами, а та, наклонившись и все еще бормоча, уже протягивала ей что-то, зажатое в высохшей, словно мумифицированной ручке. Илли медленно подняла руку навстречу, длинные белые пальцы встретились с корявой птичьей лапой, и в раскрытую розовую ладонь лег небольшой предмет на ремешке — какой-то коричневый камешек, как показалось Михаилу. Затем старуха — натуральная с виду ведьма, но почему-то с голосом доброй феи — отвернулась и пошла, переваливаясь, обратно — в ту же сторону, откуда пожаловала.

— Все поможем… — донеслось от нее напоследок, прежде чем ведьма, она же фея, вновь обернулась комом растрепанного тряпья и покатилась назад к «черной дыре», подскакивая изредка на встречных корнях.

— Что за помощь-то, мать, оружием аль продуктами? — добродушно крикнул ей вслед Петр и усмехнулся: — Пораньше бы тебе, бабка, объявиться, глядишь, всю погоню бы нам распугала своим тряпьем.

— Ты поосторожнее с этим, на шею лучше не вешай — мало ли что, — посоветовал Странник Илли, указывая на предмет в ее руке.

— Хотел бы я знать, что это бабка в ней нашла? Издалека, вишь ты, она ее услышала… — проговорил Петр, придирчиво оглядывая девушку в поисках каких-то не замеченных им ранее достоинств. Михаила все происшедшее лишь укрепило в убеждении, что попутчики им попались более чем загадочные и имперские спецслужбы заинтересовались ими явно неспроста.

Илли поднялась, молча пряча подарок в нагрудный карман, а до Михаила только теперь дошло, что говорила-то бабка по-русски, и все-таки девушка ее, похоже, поняла; что-то здесь было не так, какая-то заковыка с языками, и ни при чем тут это «общее ментальное пространство». «Спросить бы надо потом у Странника, как они туг все друг друга понимают», — подумал Михаил. Задавать мысленных вопросов Карригану он пока что не решался — непривычно как-то, да и Бог его знает, не почудилось ли ему их телепатическое общение под впечатлением всего пережитого.

Свернутая в комок бабка тем временем уже докатилась до края леса, в последний раз высоко подпрыгнула и исчезла в «дыре» с глухим чавком, словно ахнул в трясину увесистый булыжник.

— Полное нарушение причинно-следственных связей, какая-то абстракция, нонсенс… — забубнил себе под нос Попрыгунчик, поднимаясь с земли.

«Да, это тебе не цветастый Айрап и не Беблер, и даже не Урюпинск с его террариумом. Будет теперь чем девушек заезжих потрясать, когда домой вернешься», — отвел мысленно душу Михаил.

Петр обернулся к Страннику:

— Ладно, парень, показывай, где в этой картинной галерее продовольственный склад, а то вон девушка сейчас тебя слопает, гляди, какими голодными глазами смотрит! А, Рейчел? — и он резко притянул к себе за руку девушку, вот-вот уже готовую вновь повиснуть на Занозе.

Они тронулись опять «в сторону моря», хотя направление теперь немного изменилось — живые картины успели слегка сместиться, и волны плескались теперь значительно правее, чем раньше.

— Ты что, рыбачить собираешься? — поинтересовался Петр. Странник в ответ ухмыльнулся.

— Можно и порыбачить, рыбка там водится. Только наживка большая нужна: рыбка уж больно крупная да голодная.

— А мы Попрыгунчика наживим, он у нас любит экзотическую живность, — внес предложение Рик.

— Да нет, лучше толстяка, — поддержал общий треп Седой, кивая на понурого Бельмонда, — на этого сразу клюнет!