— Так вы здесь, значится, отдыхайте, а я пошел, — донесся откуда-то из коридора голос скромного благодетеля. Самого деда уже в дверном проеме видно не было — усвистел, видимо, на выход. Михаил сильно подозревал, что у водяного чешутся руки немедленно и с толком промотать честно заработанный капитал. Тем временем Илли закончила шептаться с Карриганом, прошла мимо Михаила в глубь берлоги и уселась там сердито на матрас, спиной ко входу. У Михаила создалось впечатление, что они поссорились. Карриган вместо того, чтобы тоже пристроиться на отдых, шагнул к двери.
— Куда собрался? — остановил его на пороге голос Петра.
Карриган ответил через плечо:
— Пойду добывать хлеб насущный. Моя девушка проголодалась.
— Неплохая мысль… Насчет хлеба насущного, — произнес Петр, медленно перетекая из лежачего положения в сидячее.
— А еще насущней — насчет горючего, — хохотнул со своей лежанки Голс.
— Вот только одному тебе столько хлеба и горючего не дотащить, сколько нам на всех надо, — продолжал Петр раздумчиво.
— Я с ним пойду, — заявила неожиданно только что улегшаяся Рейчел и тут же встала, всем своим видом давая понять, что сакраментальный вопрос, кому идти за хлебом, решен и дальнейшему обсуждению не подлежит.
— Ну да, пошла как-то коза за капустой! — криво усмехнулся Петр. — Все спиртное по дороге выпила и сказала, что так и было.
— Но капусту-то донесла! — отпарировала, улыбаясь, Рейчел.
— Капусту-то? Донесла, а как же. До первого же встречного козла.
Голс хмыкнул. Рейчел, напротив, перестала улыбаться, глаза ее полыхнули недобро: ни дать ни взять ведьма в гневе, того и гляди забормочет лихие слова и закидает всех неугодных квашеной капустой. Михаил подосадовал мысленно: «Что ж они раньше-то не догадались, насчет хлеба и прочего? Могли бы затариться по дороге, в тех же «ГРЫБАХ» — возможно, кстати, что здесь это что-то вроде «БУЛОЧНОЙ».
Петр неторопливо поднялся и объявил:
— Ладно, идем втроем. Остальным ждать здесь. Мишка, отдыхай, копи силы. Мы скоро. Голс, остаешься тут за дежурного.
Тем временем Бол, раскиданный в беспорядке по матрасу, успел скомпоноваться обратно в аквариум и выдвинулся на середину комнаты со словами:
— Я тоже пойду.
Петр качнул головой отрицательно, но Бол тут же пояснил:
— Вам понадобятся деньги. На хлеб. Да и мне негоже разлеживаться — не для того я с вами в декорации пошел.
Охота спорить у Петра, кажется, пропала. Судя по молчанию Карригана, отстраненно стоявшего у выхода, словно разговор его вовсе не касался, — он не имел ничего против, чтобы взять с собой в поход за хлебом сколько угодно попутчиков. Михаил взглянул на Илли — она уже улеглась, не побрезговала несвежим матрасом, — повернувшись при этом ко всем присутствующим спиной. Сомнений не было — что-то все-таки между ней и Карриганом произошло, уж больно они походили на поссорившихся влюбленных. Как ни странно, факт их размолвки Михаила на сей раз вовсе не радовал, а навевал почему-то неясную тревогу. Пока он жевал свое тревожное ощущение, пытаясь уяснить его причину, четверо добровольных ходоков за хлебом покинули только что обретенную берлогу. Тут Михаил осуществил наконец свое первоначальное намерение — растянулся на ближайшем матрасе, заложив руки за голову, и приготовился немного поразмыслить о теперешнем их положении, местонахождении и в связи с этим — о сомнительном статусе всей компании в новом «подводном» мире, но вместо этого мгновенно уснул.
Глава 10
ПОСЛЕДНИЕ ВЕДЬМЫ
Илли лежала с открытыми глазами, повернувшись лицом к стене. Серая бугристая поверхность стены немного успокаивала глаз, по крайней мере она была единственным, что не слишком действовало сейчас на нервы. Как никогда в жизни, ей необходимо было теперь остаться одной. Хотелось отвести наконец душу, приказать им всем — убирайтесь! И она непременно бы так и сделала, имейся хоть малейшая надежда на то, что они подчинятся ее команде и уберутся. Оставят ее в одиночестве, хоть ненадолго. Особенно раздражало в последнее время постоянное присутствие рядом Карригана с его всепроникающим взглядом. Не шло из памяти его мысленное замечание, выданное им еще там, в Месиве, с меткой небрежностью записного знатока человеческих душ. Тогда, бросив в море эгнот, не в силах еще поверить в очевидное — в то, что Рэт Эндарт — ее Рэт — не просто на стороне изменников, что он принимает участие в погоне за ней… тогда ей пришлось выслушать утешительное послание Карригана: «Никаких причин для печали, детка. Ты была ему всей душой предана, не так ли? Отрицать бесполезно, я — свидетель. И ты им предана. Так о чем горевать — тебе же ответили полной взаимностью!..» Сказать в ответ ей было нечего, да и не стоило того…
Что-то происходило вокруг, что-то мелькало, иногда даже занимая ее внимание, впрочем ненадолго. Время от времени — возникало острое желание заплакать. Да что там — попросту зареветь. Чисто по-женски — горько, безутешно и в голос. «Рэт, здесь глубоко!.. Дай руку!» — «Ты же хотела научиться плавать? Плыви!..»