Клим молча открыл дверь. Вовка перешагнул порог и замер. Он бывал в разных фотокабинетах-и в скромном школьном, и в районном – при Доме пионеров и школьников, и в самом богатом – во Дворце пионеров. Но нигде он не видел такого продуманного удобства. На окнах – подтянутые кверху черные шторы, лампы дневного и красного света, длинный стол 6 новенькими фотоувеличителями, несколько водопроводных кранов, над ними – пока еще пустой бак для воды, стеллажи с кассетами и ванночками, вдоль стен – закрытые шкафы.
Клим открыл один из них.
– Здесь найдешь всю химию и бумагу, а воду принесешь в ведрах из речки… Когда кончишь – закроешь все, а ключи повесишь на щит у входа в мастерскую. . .
Клим сходил на Третью Тропу и предупредил Сергея Лагутина, что разрешил Вовке проявить и отпечатать снимки. Комиссара удивило, что в первом отделении работают не все, но он не вмешался, а Сергей ни на кого не пожаловался.
Возвращаясь на штабную поляну, Клим услышал веселый перезвон пустых ведер. Вовка Самоварик бежал к речке за водой, но не по просеке, а по кустам. Видно, не хотел встречаться со своим грозным командиром отделения. Вовка и назад, с полными ведрами, пробирался сквозь кусты. Он слышал саксофонное завывание магнитофона и голос Славки Мощагина:
– Заведи что-нибудь повеселей – скоро въезжать будем!
Магнитофон захлебнулся. Чуть позже по лесу понеслась
лихая дробь ударных инструментов. Богдан приветствовал этой записью окончание работ. Осталось только внести в палатку и расставить тумбочки.
– Все!-Славка Мощагин откинул и закрепил полы палатки. – Заходите! Любуйтесь!
Это относилось к тем, кто не участвовал в работе.
Гришка Распутя не двинулся с места, а Забудкин вскочил с пенька. Встал и Богдан.
– Подождите!-крикнул Фимка.
Вдвоем с Димкой они торжественно подняли, вынесли на самое видное место и воткнули в землю свое сооружение. Это был искусно сделанный лук. В натянутую тетиву упиралась широкая, плоская стрела, готовая сорваться и устремиться вдоль просеки к речке. На стреле четкими крупными буквами было написано «Третья Тропа».
Указатель понравился всем, даже Сергею Лагутину. Он и сейчас был против самого названия, но все остальное заставило его без прежней неприязни посмотреть на Фимку и Димку.
– Красиво сработали! . . Название, конечно, не то, но это уж не ваша вина.
– Я лично, – веско произнес Богдан,-одобряю все, включая и название.
– А тебя, между прочим, не спрашивают! – Сергей неохотно повернулся к нему. – И учти – у меня в отделении голосования не будет!.. Кто хочет посмотреть палатку – за мной!
Теперь уже все, кроме Распути, пошли за Сергеем к палатке. Первым нырнул в нее Забудкин. У Сергея глаза сошлись к переносице, когда он увидел, как этот просидевший весь день на пеньке слизняк завалился в обтрепанных брюках и пыльных ботинках в чистенькую опрятную кровать, стоявшую у задней стенки.
Без слов, задохнувшись от негодования, Сергей деревянно дошагал до кровати. Вид у него был такой, что Забудкин, вцепившись пальцами в одеяло, заверещал:
– Моя! . . Это моя! . . У двери сыро и холодно! . . Косточки ноют. . .
Сергей взял его за шиворот, оторвал от кровати, крутанул и швырнул к выходу. Опрокидывая стулья, Забудкин пролетел мимо стола и вывалился бы из палатки, если бы сержант не успел перехватить его. Мальчишка прижался к нему, а Кульбеда заговорил неторопливо, спокойно и не так уж складно, но по-чему-то слушали его внимательно, не прерывая. Сначала он похвалил Сергея:
– Силен у вас командир! . . Ох и силен – ничего не скажешь! . . У нас в деревне тоже силач был – подковы гнул, хоть правой, хоть левой. .. Всякое ему подсовывали. Жиманет пальцами- и в крошку!.. Кто-то под спор ему стакан сунул… Он и его – аж стекла брызнули. А один осколок насквозь через ладонь вышел… Зажило быстро. Только пальцы не те стали, не железные. . .
Всякие были и небылицы про силачей, запросто сгибавших подкову, слышали или читали все. И не содержанием немудреного, назидательного рассказа подействовал на ребят Кульбеда, а голосом, что ли, – мирным, домашним, своим искренним желанием дружбы и добра.
Забудкин всхлипнул, потерся, как котенок, носом о гимнастерку сержанта и, осмелев, с упреком сказал Сергею:
– Обижаешь! . . А кого обижаешь? . .
– Ты бы не лез в сапогах на кровать! – виновато ответил Сергей. – И вообще – вперед работать надо, а потом место себе выбирать!
– Ты так бы и объяснил ему! – посоветовал Славка Мощагин.-Без рук!
На штабной поляне запел горн. Кульбеда взглянул на часы.
– Ужин.
Сергей обрадовался – этот сигнал прервал неприятный разговор.
– Отделение – станови-ись! – крикнул он и заспешил из палатки.
Мальчишки потянулись за ним. Забудкин остался, нерешительно поглядывая то на выход, то на койку, которую он выбрал для себя. Кульбеда взял его за плечи, повернул лицом к выходу и, как сына, шлепнул сзади по мягкому месту.
– Иди, иди! Не откалывайся!
В палатке остались Кульбеда и помрачневший после горна Славка.