Это был камешек в огород комиссара, но Клим, не скрывая радости, заулыбался и разделил бороду на две косицы. Это означало приятное признание в собственном заблуждении – не ждал он, что Дробовой будет защищать Фимку и Димку. И многие не ждали этого. Выступавший до капитана агрессивный командир отделения сказал с места:
– Раз уж сам начальник по режиму против наказания, я снимаю свое предложение. ..
А Богдан все сидел на ступеньке крыльца, опустошенный и уже чужой для этого лагеря. Мимо прошли Фимка с Димкой, сохранившие благодаря капитану Дробовому свои волосы. Занятые минными проблемами, они даже не взглянули на Богдана.
– У нее был донный взрыватель! – убеждал Фимка Димку.
– Не в том дело! – возражал Димка. – Она на неизвлекаемость установлена! К ней так просто не подступишься! ..
Катя вышла из санчасти и, как показалось Богдану, направилась прямо к нему. «Сейчас еще и эта хай подымет!» – с тоскливым безразличием подумал он. Но она легко взбежала мимо него по ступеням и уже из коридора бросила на ходу:
– Кланяйся Нате в ножки, чурбан!
Командир первого взвода и Катю остановил на пороге штабной комнаты. Но ее не так-то легко было остановить.
– Отойди! У меня срочно!
.
– Совет заседает! – внушительно произнес командир. – Большой Совет.
– Это я знаю! – Катя оттеснила его в сторону и обратилась сразу ко всем: -Я другого не знаю! .. Собрали Большой Совет! Очень хорошо! Со всех взводов, из всех отделений есть свои представители. А пищеблок? Это вам что? Пустячок? . . По три раза в день к нам являетесь, требуете, чтоб вовремя, и чтоб вкусно, и чтоб чисто! А как в Совет, так нас нет?
Она могла бы говорить еще долго, с каждой фразой повышая голос, но подполковник Клекотов поднял обе руки вверх.
– Сдаюсь!
Катя замолчала, выжидательно глядя на него, готовая, если потребуется, снова забросать упреками и обвинениями весь Большой Совет.
– Не знаю, как остальные, а я сдаюсь! – повторил Клекотов.- Это наше упущение. Предлагаю включить Катю в состав Совета! . . Возражений нет?
– Пусть только попробуют! – пригрозила Катя и заняла место в переднем ряду. – Можно продолжать.. . Что вы там без меня обсуждали?
Пряча улыбку, подполковник Клекотов объяснил, что Совет рассматривает кандидатуру Григория Распутина и решает вопрос, назначить ли его помощником командира отделения или воздержаться.
– Назначить! – сказала Катя. – Парень он простой и кушает за двоих!-Чтобы продолжать, ей пришлось вскочить и притопнуть ногой, потому что вокруг хохотали. – Оч-чень смешно! .. В здоровом теле – здоровый дух!
– Не горячись, Катюша!-сказал Клекотов. – Никто пока не возражал против Распутина. Ты нас прервала, когда мы хотели послушать его самого… Слушаем тебя, Григорий!
Распутя встал.
– А чего говорить-то? . . Обижать ребят не буду.. . Ну и другим не дам.
– А справишься с отделением?-спросил капитан Дробовой.
Гришка приподнял руки, оценивающе посмотрел на широкие ладони.
– Может, и справился бы, только я ж обещал не обижать их.
– Да не в том смысле! – поправил его Дробовой. – Слушаться тебя будут?
– А чего ж им не слушаться? . . Чего не надо, заставлять не буду.
– Я-за! – Катя подняла руку.
Проголосовали дружно. Подполковник Клекотов взял со стола новенькую звездочку и подошел к Гришке.
– Сходи в мастерскую, пришей и возвращайся – мы тебя тогда поздравим по всей форме!
Гришка взял красную звездочку и, услышав подсказку Славки Мощагина, сказал:
– Есть.
Радости или простого удивления не было ни в его голосе, ни в глазах, и только сержант Кульбеда подметил, что Гришка чуточку подтянулся и без напоминания расправил плечи. Выходя, он не шаркал ботинками по полу, а на крыльце до того расчувствовался, что показал Богдану звездочку.
– Во чего выдали.. . Иду пришивать.
Не ответил Богдан. Может быть, и не слышал. Непонятная Катина фраза о Нате все еще звучала в ушах. Что могла сделать эта девчонка? За что он должен благодарить ее и даже кланяться в ножки? И не то чтобы просвет или выход увидел Богдан из своего темного тупика. Нет! Просто он почувствовал крохотное облегчение оттого, что, значит, не все отказались от него. И неважно, что она там сделала! Пусть мелочь какую-нибудь. Но, значит, не вычеркнула его из памяти, не отгородилась от него, как Фимка и Димка.
– Богдан!-услышал он чей-то отчаянный вопль. – Богдан! . . Скажи им! Скажи!
Несколько мальчишек волокли к штабу Вовку Самоварика – взлохмаченного, растрепанного. Прежде чем тащить его сюда, ребята изрядно намяли ему бока. Двое держали за руки, третий подталкивал в спину. Остальные шли сзади. ,
– Отпустите его. Это я снимал. – Богдан встал и вытащил обе фотокарточки. – Вот доказательство.
Кто-то из мальчишек выхватил снимки. Вовкины конвоиры разжали руки, и он поспешно выкатился из толпы, которая начала надвигаться на Богдана. Никогда раньше он не поверил бы, что есть такие минуты, когда хочется быть избитым. А сейчас он хотел этого. Помешал комиссар Клим. Услышав тревожный шумок, он вышел на крыльцо. Мальчишки передали ему снимки и, перебивая друг друга, рассказали все.
– Это правда?-спросил Клим у Богдана.
Тот не отпирался.