Десанка со своей сумкой ушла.
– Не знаю, – сказала, обернувшись на прощанье, – можно ли это простить.
Светик, которого била лихорадка, смотрел ей вослед и не мог понять, то ли от боли колотит его, то ли от только что начавшегося холодного весеннего дождичка.
Начался прекрасный весенний день четвертого мая тысяча девятьсот восьмидесятого года.
Где-то далеко, в каком-то госпитале Любляны умирал человек, в партии которого три с половиной десятка лет состоял Светик Петрониевич, которому он с юных лет служил как преданный пес, ради которого он убивал и по этой причине мучился все прошедшие годы. Но в это утро Светику было не до него. Пусть он там умирает, думал он, я это сумею сделать и здесь.
Он стоял в ванной в одной пижаме и разглядывал себя в зеркале. Похудевший на десяток килограммов, сам себе казался изможденным старцем. Одежда висела на нем. Он чувствовал, что не чист, но никак не мог решиться встать под душ. Мира почему-то назначила ему сегодня свидание, и потому следовало побриться. Но не было никакого желания делать это. Опять, что ли, отправиться в Липовичкий лес? Не очень-то и хотелось. Впрочем, все в этом мире осточертело ему.
И тогда он громко произнес:
– Может, это последний день в моей жизни.
И начал снимать пижаму.
С Милесой он почти не виделся, вот и сейчас, пока ее не было дома, он спокойно принял душ и оделся. Потом отправился на кухню, где принялся искать свой «парабеллум». Нашел его в шкафчике среди кухонных тряпок и положил в портфель вместе с адвокатскими бумагами.
В полдень встретился с Мирой.
Едва они уселись в кафе за столик и дождались, когда им принесут кофе, девушка сказала ему:
– Ты, наверное, догадываешься, зачем я тебя позвала? Ты сам видишь, что более так продолжаться не может.
Он кивнул головой и устало спросил:
– И, как ты думаешь, что будет дальше?
Она решительно взмахнула рукой.
– Никак не будет. Ты и сам знаешь.
– Не знаю, – ответил он. – Пожалуйста, объяснись.
Девушка опять нервно взмахнула рукой.
– Ну не могу я. Не могу больше. Хватит с меня.
Светик чувствовал, что смотрит на нее с мольбой, и это унижало его.
– И не спрашиваешь, что будет со мной?
Она сердито ответила:
– То же, что и до нашего знакомства. Ты ведь и до меня жил? Жил. И еще как долго. Продолжай в том же духе.
– А если я, – опять с мольбой в голосе произнес он, – больше не могу так? Ты обо мне не подумала?
Мира стиснула побелевшие губы.
– Я не могу думать о тебе, потому что вынуждена думать о себе. Понимаешь?
Он покачал головой.
– Пока не понимаю.
– Да не могу я, – почти в голос крикнула она, – не могу шиться с взрослым женатым мужиком, да к тому же влюбленным! Я ведь предупреждала тебя – не влюбляться! Не так ли?
Светик безвольно подтвердил кивком.
– И что? Послушался меня? А я так больше не могу! Я заплатила тебе за защиту Андрея всем, чем могла, и хватит! Получил свое?
Он печально улыбнулся.
– Зачем же так грубо?
– Приходится, – ответила она, – если ты иначе не понимаешь. Неужели ты не понял, когда я тебе объясняла? Я хочу жить, а не влюбляться и умирать от любви. И не хочу, чтобы из-за меня убивались другие. Если кто хочет руки на себя наложить, пусть это делает за свой счет.
Она смотрела на него влажными зелеными глазами.
– Мне очень жаль, что приходится вот так! Пожалуйста, пойми меня! Я не из тех женщин, в которых влюбляются. Иначе не могу! Я намного хуже, чем ты обо мне думаешь. И не могу влюбляться в других. Хочу быть свободной. Жаль, что ты не понял меня.
Она взяла со стола свои вещички.
– Надеюсь, еще встретимся в менее драматичной обстановке.
Она без промедления встала и вышла, он оставил на столике деньги и поспешил за ней.
Перед входом в кафе долго вертел головой, надеясь еще раз посмотреть на нее. Но Миры и след простыл.
Светислав Петрониевич сел в машину и нехотя направил ее к западному выезду из города. Хотелось побыть где-нибудь в одиночестве. Но Кошутняк не привлек его, и он, сам того не желая, поехал к Липовичкому лесу.
Он опять остановился у мотеля, который так хорошо узнал в последнее время. Оставил портфель в машине и, переполненный слезами как чаша, готовая вот-вот пролиться, попытался в уже расцветшем лесу найти место, где он в первый раз был с Мирьяной. Где же эта девушка стояла перед ним, спустив трусики и выпятив животик, а он с восхищением рассматривал светлый кустик меж ее ног? И помнит ли вся эта бесчувственная дикая растительность его тогдашний восторг? И стало ли все вокруг не таким, каким было в тот момент?
Тем не менее он так и не нашел ту тропинку, на которой они остановились, и ничто вокруг не желало помочь ему в поисках. Деревья, почерневшие листья и иголки на земле, желто-зеленые листочки на ветвях, все равнодушно смотрело на несчастного человека, и природу ничуть не интересовало, что может с ним случиться.
Вдруг где-то в стороне от тропинки, за его спиной, что-то хрустнуло.
Светик обернулся. Заметил, как кто-то скрылся за могучим буком. Он окликнул:
– Кто там?
Никто не отозвался. Похоже, человек постарался совсем скрыться за деревом.