Но куда больше Димитриса в то время, весной 44-го, ее занимала Поликсена. В один из дней кира-Экави пришла ко мне с письмом в руке и дала прочитать. Поликсена писала, что она обручилась. Женихом был майор жандармерии. И Поликсена, и Елена живописали его в самых нежных красках. Но кира-Экави их энтузиазм не разделяла и не знала, что же ей делать, плакать или смеяться. «Я, конечно, Нина, хочу и ее увидеть пристроенную, и поскольку она вдова (пусть даже это от него скрыли), следует радоваться, что вообще нашелся хоть кто-то, кто согласен на ней жениться. Но надо было, я вас спрашиваю, чтобы он был фараоном? И вот как мне теперь объяснить это Димитрису? “Мама, – скажет он мне и будет прав, – дорогая мама, а что, других мужчин уже не осталось? Надо было пойти и обручиться с одним из моих гонителей?..”» – «Ты с выводами-то не спеши, – говорю я ей, – прежде чем его увидишь. Не все же они сволочи!» Но она только с сомнением качала головой. В одной из частей письма Поликсена добавляла, что они ни под каким предлогом не поженятся, если прежде Сотирис (его звали Сотирисом) не обеспечит перевод в Афины. Все шло к тому, что немцам недолго осталось хозяйничать в Греции, и он боялся мести эласитов. «И кто знает, Нина, что за дрянь она себе подобрала. Я уж не говорю об этой стыдобе!» – «Какой?» – «Да он пошел, взял за грудки хахаля Елены и заставил того поклясться своими детьми, что Поликсена – девственница. А что тому оставалось делать? Поклялся. Но ты понимаешь, что это за тип такой, если у него такие предрассудки? Они ему втюхали, что она якобы больна, чтобы отправить ее на несколько дней в Афины зашить одно место. И вот то, что я высмеивала…»
И в самом деле, через неделю-другую Поликсена приехала из Каламаты, пережив по дороге то, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Хотя сейчас-то я очень даже хорошо себе представляю, что там было, но тогда мы еще понятия не имели, что это такое – партизаны. Я знала, что сын Касиматисов ушел в горы, но что это такое – «горы», никто не понимал. Поликсену схватили, как она нам рассказала, почти сразу за Триполи, вывели из автобуса вместе с остальными и заставили под страхом смерти объяснить, какого черта она делала в Каламате и зачем ее понесло в Афины. Она была вынуждена сказать им правду. После выписки из больницы она вместе с кирой-Экави в один из дней пришла к нам домой, и мы посидели на веранде – они, Клио и я, выпили кофе, и она расписала эту историю во всех красках. Мне она показалась слегка измученной, но просто светящейся от счастья. Мы заговорили о глупости и безмозглости мужчин и обо всяких уловках, к которым приходится прибегать женщинам, чтобы заморочить им голову. И я поделилась своими злоключениями: как я пошла к гинекологу и потребовала стерилизовать меня после того, как вынуждена была начать все заново с отцом моей прекрасной дочери. Потому как, сколько ни предохраняйся, сколько ни высчитывай дни, а от этой напасти не убережешься. А у меня не было ну ни малейшего желания произвести на свет еще одного фотисовского выблядка.
Прошло два месяца. Как-то в обед я зашла проведать киру-Экави и нашла ее склоненной над иконой святого Фанурия. Она пыталась переправить дату рождения Поликсены. Поликсена родилась в 1910-м, а кира-Экави пыталась нарисовать вместо ноля шестерку. Она была в крайне приподнятом настроении. «Ты только посмотри, чем я занимаюсь», – поворачивается она ко мне и с трудом сдерживает смех. «Анафема на тебя, – говорю я ей, – ну нет тебе равных! Ты что же это, подделываешь надписи на иконах, совсем Бога не боишься?» – «А что мне делать? – отвечает она. – Что мне делать? Хорошо, если бы она ему сразу правду сказала, но раз уж она ему соврала, то я ее выдавать не хочу. Эти фараоны – мастера находить скелеты в шкафу. А что как в один прекрасный день он перевернет другой стороной святого Фанурия и увидит, сколько ей лет на самом деле? Рано или поздно, понятное дело, он так и так это узнает, все тайное всегда становится явным, лишь бы до него сейчас ничего не дошло, пока они еще новобрачные. А я тебе не говорила? Поженились! Через каких-то две недели будут здесь. Ему наконец-то удалось выхлопотать назначение в полицейское управление». – «Мои поздравления! – говорю я ей. – Дай им Бог совет да любовь». – «И тебе того же! Давай-ка присмотри себе какого-нибудь бедолагу и выходи за него, горемыка ты моя. Если ждешь, что твоя дочь обеспечит тебе спокойную старость, долго ждать придется, так и знай…» Я помогла ей переправить ноль на шесть, она уже не так хорошо видела, да и руки дрожали, но как мы обе ни старались, только слепой не разглядел бы, что надпись исправляли.