…Когда был назначен день суда и мы узнали, кто будет председателем, я вспомнила об Арменопулосе и несмотря на то, что уже годы и годы его не видела и давно уже не была с ним в близких отношениях, все же пошла к нему и снова упала в ноги. “Господин прокурор, – говорю ему (на этот раз я не осмелилась, как когда-то, назвать его на “ты”), – господин прокурор, вы, как человек, знающий истинную причину падения моего дома, причину, по которой мой сын пошел по скользкой дорожке, сделайте, что в ваших силах, чтобы его не осудили и не испортили анкету!” И бедный Арменопулос тут же сел к столу и прямо при мне написал письмо председателю суда, которое тому каким-то образом подсунул наш адвокат незадолго до начала процесса. И Калапотакис, который засвидетельствовал, что в предварительном заключении тот проявил раскаяние и примерное поведение, и председатель суда, который был необъективен до скандала, – все мы попытались его спасти. Но все наши усилия пошли прахом. Он уже раскаялся, что назвал мне имена своих сообщников, и его мучили угрызения совести. За все время суда он ни разу не повернулся, чтобы на меня посмотреть. Сделал все возможное, чтобы произвести на присяжных плохое впечатление, как будто ему не терпелось снова оказаться в тюрьме. Когда несчастный председатель, не как судья, но как отец родной, спросил его, кто из всей шайки задумал кражу, он вздернул голову, ну ровно твой упрямый осел, и крикнул: “Я!” Кончилось тем, что остальных приговорили к трем месяцам, а моего к четырем…