Третий брак

Бедная мама каждый раз, как услышит, что кто-то ругается, говорила: «Впустую». – «Что значит впустую?» – «Впустую», – отвечала важно-важно мама, которая по своим взглядам и предрассудкам мало чем отличалась от деревенских баб. Похоже, что пожелание, выкрикнутое кирой-Экави, пошло «не впустую». Ее услышали и не забыли. Ах, да знаю я. Если бы мой дорогой папа был жив и услышал эти мои рассуждения, он бы с досадой заметил, что я, видимо, забыла, что он мне говорил, а именно, что у каждого явления есть логическое объяснение и нет ни каких-либо таинственных сил, ни пустых слов. Но и вправду, что бы там ни говорила моя дочь а годы идут, я старею и вижу, что в чем-то становлюсь похожа на мою мать.

«…Если же ты спросишь меня о моей дочери, то она познакомилась, нате вам пожалуйста, с каким-то торговцем маслом из Каламаты, и поехали они с ним развеяться на Корфу. Когда, наконец, она вернулась в Салоники, пришла к нам домой и осталась у нас на два месяца. Как-то случайно встретила Бабиса возле рынка Модьяну, и этот дурак падает ей в ноги и давай умолять вернуться. “Сжалься надо мною! – говорит ей. – Возвращайся в наш дом. Не мучай меня…” Она пришла и с довольным смехом рассказала мне об этом. Сначала она просто морочила ему голову. Но когда он рассказал, что было принято постановление об обязательном учете выслуги лет при увольнении по собственному желанию муниципальных служащих и что если он решит уволиться, то получит, кроме расчета, еще и премию около сорока тысяч драхм, эта корыстная дрянь тут же решила вернуться. Не прошло и трех месяцев, как она опять была беременна. Но на этот раз она твердо решила выкинуть и начала принимать таблетки. Я же, исходя из горького опыта с первым ребенком, не рискнула вмешиваться. Пусть делает что хочет, хоть глаза себе выкалывает, хоть всю матку себе вычистит, подумала я. У меня нет никакого желания опять оказаться во всем виноватой. Но она вся как мумия стала от своих лекарств. Гинеколог, который ее осматривал, говорит: “Если сейчас сделаешь аборт, никогда больше не сможешь забеременеть”. Так что хочешь не хочешь, а пришлось ей ребенка оставить. Когда родственники узнали про то, что Бабис хочет уволиться из мэрии, все насели на него, только чтобы отговорить. Так-сяк, а все-таки это была надежная работа. Коллеги знали его не только с плохой, но и с хорошей стороны. Начальник его любил. А при такой беспорядочной жизни, которую он вел, вряд ли он был пригоден к какой-то другой работе. Во всяком случае, в мэрии он мог быть уверен, что придет на работу, наденет свои черные нарукавники, сядет за стол перебирать бумажки, и что бы ни было, а денежки идут. Но он, видишь ли, пообещал моей распрекрасной дочери, что уволится и на эти деньги они купят дом, и хотя, когда пришло время, ему стало страшно выкидывать этакое сальто, Елена топнула ногой, и все сделалось по ее хотению. На часть денег они купили дом в Куле-Кафе, на улице, которая вела к Эптапиргио. Трущобы, конечно, да и дом был недоделан: не было дверей, окон и водопровода. Но его продавала крестьянка – и по очень хорошей цене. После смерти мужа, который этот дом и строил, она была вынуждена вернуться в свою деревню. Но поскольку деньги еще оставались, Бабис арендовал небольшую кофейню в одном торговом пассаже и начал бегать по офисам разносить на подносе кофе с лукумом – из князи в грязи. Надеялись, что на доходы от кофейни они достроят дом и будут жить. Но Бабис был не из тех, кому можно заниматься торговлей. Когда ты всю жизнь провел за письменным столом с ручкой в руке, ну никак ты не станешь на следующий же день заправским негоциантом. К тому же он еще и пил. Посреди бутылок с коньяком и ракией он был как волк среди овец. Не говоря уже о том, что он был щедрым и великодушным до неприличия. К нему заходили друзья-приятели повидаться, и он наливал им реки узо, даже не заикаясь об оплате. И вдруг Елена от своего кума узнает, что Бабис начал вести переговоры о продаже дома. Она взвилась до небес. Хвать детей под мышку и бежит к свекру со свекровью и начинает плакать и кричать: “Если вам не жаль меня, пожалейте хотя бы собственных внуков, они ведь ваше имя носят!..” Те переполошились. Не потому что так уж пожалели ее или детей. Она со своей свекровью уже раз сто поругалась, так что ее там видеть не хотели. Но просто подумали, что если Бабис продаст дом, то в конце концов за все остальное придется платить им. Говорят себе: до каких же пор Бабис будет сидеть у нас на шее и мы будем давать ему деньги на прогул души и на пьянство? И тотчас собирают семейный совет, на котором было решено пусть даже силой, но заставить его переписать дом на имя моей дочери. Знали, что он у нее под каблуком. Он был пьяницей, и они могли в любую минуту пойти к прокурору, и объявить его недееспособным, и таким образом отнять у него право управления собственным имуществом. И только вчера сходили в нотариальную контору и переделали на нее бумаги, как сегодня возвращается добрый человек к себе домой, а там пусто!..