Третий брак

…От всех этих переживаний я заболела. Снова у меня начались проблемы по женской части. Врач назначил новые прогревания. Только одна душа моя знает, что со мной было каждый раз, когда я отправлялась навестить его в тюрьме Эптапиргио. Сначала он не хотел меня видеть. Ему говорили: “Пришла твоя мама”, а он отвечал: “Передайте, чтобы больше не приходила”. Но как начал совсем помирать без сигарет, попросил прийти. Прошло два месяца. Как-то днем, сумерки уже были, я вернулась из тюрьмы и прилегла, чтобы хоть как-то прийти в чувство, как вдруг открывается дверь и входит Елена с бесстыжей улыбкой на губах, а на голове – какая-то идиотская шляпка. “Ах ты дрянь такая! – закричала я на нее. – Где же ты шлялась столько времени?! Что это ты такое вытворяешь со своим мужем, а? Да как ты жить собираешься без защитника и кормильца?” – “А я не нуждаюсь в кормильцах!” – “Ты-то, может, и не нуждаешься, а о детях подумала? Как они, сиротки несчастные, будут жить без отца?” – “Как все несчастные сиротки!” – “Ты, девочка моя, совсем Бога не боишься? – говорю ей. – Неужели ты полагаешь, что такое преступление может остаться безнаказанным? Или пример твоего отца тебя вообще ничему не научил?” – “Оставь моего отца в покое, не смей даже имени его произносить!” – “Да как же мне его не вспоминать, когда ты – вылитая он! Заставила человека оформить на тебя дом, все, что он нажил непосильным трудом, и на следующий же день бросаешь его, да еще, жестокая, оставляешь ему один-единственный матрас на полу, прямо как издеваешься над человеком! Что ты улыбаешься, ты, я к тебе обращаюсь, что, по-твоему, это так смешно, есть повод посмеяться? И в конце концов, ладно, – говорю ей, – ты все это сделала, повадился кувшин по воду ходить, там ему голову и сломить, дело твое, но неужели же ты не могла появиться и поддержать меня в беде? Да что же это, ты совсем не интересуешься, что происходит с твоим братом?” – “Ну и на что ты хотела, чтобы я пришла? Чтобы что делать? Чтобы я дала судье, чтобы он его освободил?” – “По, по! Да вы только послушайте, что за язык у этой девчонки! Посмотрите на это бесстыдство! А где малышка?” – “Я пошла и бросила ее в аристократическом заведении твоего пьяницы-зятя. Да, и давай сюда твоего внука, если он тебе не требуется в качестве дам-де-компани, так я и его туда же отправлю. Он хотел сына, так вот пусть он теперь ему всю плешь проест. А я хочу свободно прожить свою жизнь!” – “Свободно! – говорю ей. – Да что это значит – свободно, и куда это тебя приведет такая свобода? Сходила бы, что ли, к Софитце, чтобы она рассказала тебе новости о своей дочери. Ты знаешь, что Рина докатилась до борделя?” Она вспыхнула, как спичка. Никогда ей не нравилось слушать правду. “Присматривай лучше за своим бродяжкой-сыном, – говорит она мне, – и пусть тебя не беспокоит, что станется со мной”. – “Мой бродяжка-сын, – говорю ей, – мужчина, и у него есть пиписька, и что бы он ни сделал, ни один козел ему слова сказать не посмеет. Хочешь сказать, что с женщинами дело так же обстоит?” – “Так же и даже лучше!” – “Я только молю бога, дочь моя, – ответила я ей на это, – чтобы не пришлось тебе горько раскаиваться, потому что я – твоя мать и за тебя переживаю, а ты… говори ты что хочешь…” Она встала и ушла. Не прошло и десяти минут, как прибыл Бабис с младенцем на руках. “Мама, п-п-п-ришла, – он когда волновался, а при этом был трезвый, всегда ужасно заикался, – п-п-п-ришла и бросила ребенка на стуле. Ч-ч-ч-ч-то мне с ним делать, мама, к-к-к-к-к-уда нести?..” И знаешь, Нина, я вдруг увидела, как за одну секунду человек постарел на десять лет. “Так, оставь ее здесь, – говорю ему. – Что уж мне, горемычной, с вами делать. Не хочу никого обвинять. Одна только злосчастная судьба виновата…” И вот снова-здорово начала я нянчиться с младенцем. Но недолго. Где-то через месяц снова объявилась моя дочь, на голове уже другая идиотская шляпка, и говорит мне: “Я пришла забрать своих детей!” – “И куда ты их поведешь?” – “Пойду и сброшу их с балкона Белой башни, чтобы утопить их! Есть другие предложения?..”»

8

Потом они снова переехали. Они меняли дома как перчатки. Каждый новый эпизод происходил и в новом доме, прямо как в театре, где для каждого действия меняют декорации. Просто чудо, что Тодорос ухитрился стать таким организованным при такой-то жизни.