«А я и не знала, что ты на мандолине умеешь, – говорю я кире-Экави. – Ты мне по кусочку из печки достаешь».
«Играла… Научилась вместе с детьми. Я сама училась, чтобы заставить Тодороса заниматься. Но сейчас уже много лет не брала мандолину в руки. Нет у меня больше ни вкуса, ни способности к таким занятиям. Я уж молчу о том, что и мандолины тоже нет. Как-то днем, когда нас не было, пришел мой несчастный сын и забрал сотенную из ящика Поликсены и мандолину, оставил мне только ручку. До сих пор она валяется в коробке с пуговицами…»
Так все было, когда они получили письмо от Тодороса, в котором он писал, что нашел и вторую работу с жалованьем вдвое больше, чем в газете, что он очень хорошо проводит время и чтобы они о нем не беспокоились, что он остановился у тети Фросо, которая его обхаживает как рабыня, даже и воротнички ему крахмалит, что, по его мнению, пришло время и им решиться на переезд в Афины и что они до тех пор, пока не найдут подходящего дома, будут самыми желанными гостями у тети Фросо, которая им посылает самые горячие приветы!
«Я читала это, Нина, перечитывала и глазам своим не верила. Эта ведьма, которая украла моего мужа, теперь крадет и моего сына! И этот бессовестный, корыстный негодяй соглашался на жизнь у разрушительницы нашей семьи, потому что она, видите ли, крахмалила ему рубашки! Я разозлилась так, что никак не могла успокоиться. Читала это письмо и плакала. И он еще, наглец, смеет предлагать мне жить с ней! Я, Экави, отправлюсь жить под одной крышей с Фросо! Слышала ты, чтобы какой другой ребенок предлагал столь чудовищные вещи своей матери? И предположим даже, что я согласилась бы жить и с ней, все могло случиться. Но ехать в Афины? Чтобы что?